l:href='#id59731_fn358' type='note'>[358] В куплетах, которые распевали поморы, вытравлены ура- патриотические места и нет квасного патриотизма, которым были пропитаны стихотворения на эту же тему, печатавшиеся в тогдашних периодических изданиях.[359] В них умалчивается о царе и его духовных слугах, но прославляется народ, спасший Родину от вражеского нашествия.
Два дня боев за монастырь истощили скудные огневые запасы островитян. Кончился порох. На исходе были ядра. Нужно было заменить часть ружей, оказавшихся не пригодными для стрельбы.
Вечером 7 июля, когда канонада стихла, но фрегаты не уходили из монастырских вод и дальнейшие намерения их не были ясны, с противоположной стороны острова на баркасе отправился к архангельскому военному губернатору посланец с письмом настоятеля. Александр извещал Бойля, что в двухдневных боях израсходованы почти все боеприпасы, и просил прислать в помощь монастырской дружине «в самоскорейшем времени» воинскую добавочную команду с исправными ружьями и потребным количеством снарядов, а «в особенности до 20 пудов пороха».[360]
Адмирал Бойль остался верен себе. Он выдал пограничной крепости всего лишь два пуда пороха и двадцать 6-фунтовых ядер, заявив, что «других же средств к обороне обители в настоящее время доставить невозможно; да при том монастырю, защищаемому крепкими стенами и самим местоположением, неприятель не может нанести значительного вреда, кроме зажжения каких-либо монастырских зданий (утешил! — Г. Ф.), но распространение огня благовременно принятыми мерами легко может быть прекращено». Бойль дал Александру издевательский ответ. Он предложил архимандриту личным примером поддержать бодрость братии и увещаниями внушить ей, чтобы не печалились, не предавались напрасному страху и унынию, коль у обители есть такой всемогущий заступник, как бог. Вместе с тем адмирал позолотил горькую пилюлю и в неопределенных выражениях посулил журавля в небе. Он сказал гонцу, что сможет сделать кое-что для крепости лишь с наступлением осени, когда враги уйдут из наших вод.
Трудно сказать, была ли эта очередная глупость Бойля, всегда свысока относившегося к русским и своими менторскими поучениями подчеркивавшего, что он может лучше вести дела, чем доморощенные «лентяи и неучи», или сознательное предательство интересов России. На самом деле, зачем было обещать крепости помощь, когда неприятель перестанет досаждать ей? Монастырю нужны были подкрепления для борьбы с врагом, и он остро нуждался в них именно тогда, когда союзные суда крейсировали в районе островов. Даже монастырские святоши, обычно почтительно относившиеся к сильным мира сего, до того были возмущены поведением военного губернатора, что открыто говорили в своем кругу, перефразировав народную пословицу: «Надейся на Бойля, а сам не плошай». Адмирал, конечно, понимал, что он делает для Соловецкого кремля не все, что может, и дает ему далеко не все то, в чем нуждается остров. Начальник губернии чувствовал уязвимость своих позиций и, чтобы отвести от себя удар, в письме к царю оправдывал свое игнорирование запросов порубежной крепости тем, что отправка на Соловки вооружения в нынешних обстоятельствах «сопряжена с опасностью от неприятеля».[361]
Монастырю пришлось выискивать внутренние резервы укрепления обороноспособности и одновременно совершенствовать боевую выучку гарнизона. Архимандрит Александр признавался, что «горестные обстоятельства, в которых обитель находилась, заставили нас по необходимости изучать военную стратегию».[362]
Своими силами монастырские мастера сделали 17 лафетов, сбили 25 дощатых платформ для установки на них пушек. Насколько серьезные трудности испытывал монастырь в оружии и как он их преодолевал, свидетельствует такой пример: жители острова выкопали из земли пролежавшие в ней столетия 4 пушки, которые использовались для прикрепления судов во время стоянки. Да из этих орудий две пушки и 15 ядер пришлось уступить Кеми по просьбе населения приморского города.
Не без труда удалось монастырскому агенту купить в Архангельске частным порядком за наличный расчет 8 пудов пороха, да 2 пуда, как отмечалось, выдали ему бесплатно для 8 казенных пушек.
Подмога, хотя и небольшая, не была бесполезной: 16 июля 10 пудов пороха, прибывшие с большой земли, выгрузили на острове. Накануне этого дня на Соловки прибыл адъютант военного губернатора лейтенант флота Бруннер. Он был направлен своим начальником в инспекторскую поездку по всему берегу — от Архангельска через Онегу, Кемь в Соловецкий монастырь и Колу «для успокоения и ободрения жителей», словно только этого и недоставало поморам.
Адмирал вооружил адъютанта инструкцией, предписывавшей безоружным крестьянам поморских селений «заготовить дубины длиною от 5 до 6 футов, с заостренным концом, которые в руках их будут хорошим оружием, чтобы валить наповал и колоть неприятеля и внушить при этом крестьянам, что смелым бог владеет (sic!), и они с этим оружием легко победят англичан, которые весьма плохо управляются с ружьями».[363] Ничего не скажешь, высокого же мнения был Бойль о своих соотечественниках!
В монастыре Бруннер должен был осмотреть места, где стояли неприятельские фрегаты, проверить, правильно ли установлены пушки, и вообще проинспектировать цитадель, исправить недоделки оборонительной системы, если таковые окажутся.
Бруннер пробыл на острове с 15 по 24 июля. 20 июля он выслал отчет Бойлю.[364] Из этого документа мы узнаем, что в середине июля в монастыре было 3 оборудованных батареи из древних пушек 6-фунтового калибра. В одной из них лейтенант сделал некоторые улучшения: устроил печь для каления ядер и защитил ее бруствером. Для отражения высадки десанта 2 пушки 3-фунтового калибра были приспособлены к действиям полевой артиллерии. На крепостной стене орудия установили так, что «одни из них при содействии батарей могут поставить неприятеля в два огня, другие обстреливают места, по которым неприятель мог бы десантом приблизиться к крепости». Имелась «партия застрельщиков» из 25 человек под начальством отставного лейб-егеря, между батареями и кремлем действовал зрительный телеграф. Адъютант военного губернатора произвел на острове военные учения, которые, по его словам, оказались «довольно успешными». Бруннер высоко оценил моральное состояние и боевую подготовку защитников пограничной крепости, но отмечал недостаток вооружения и боеприпасов. Он робко просил Бойля выслать на остров на первый случай хотя бы 20 ружей из Ненокского посада, так как 15 ружей из имеющихся в местном гарнизоне совершенно негодны.
Дальнейшее поступление в монастырь подкреплений людьми, оружием и боеприпасами связано с энергичным заступничеством за обитель епископа Архангельского и Холмогорского Варлаама. Он знал о нуждах крепости, знал содержание просьб монастыря, адресованных Бойлю, негодовал по поводу отказа военного губернатора оказать помощь форпосту Северного края.
Епископ Варлаам забил тревогу о судьбе беломорской твердыни, трижды на протяжении одной недели 13, 14 и 17 июля строчил в синод докладные, в которых сообщал о подозрительном, с его точки зрения, поведении Бойля, прозрачно намекал на возможность измены с его стороны. Епископ упрекал губернатора в том, что он не оказывает должного сопротивления английскому флоту, не принимает мер к обороне вверенного ему края, особенно монастырей, к которым питал неприязнь, поскольку сам принадлежал к церкви англиканской, а не православной. Эти послания сами по себе столь выразительны, что мы не станем пересказывать их содержания, а приведем лишь одно из них с самыми незначительными сокращениями.
В письме от 17 июля 1854 года читаем: «О восполнении недостатков в людях и оружии отец архимандрит усиленно просил г. военного губернатора и форменно и словесно через присланного из монастыря нарочного иеромонаха, который, как донес мне после явки к военному губернатору на словах, со слезами и едва не на коленях просил его отпустить хотя бы пороха, который более всего нужен был для обители, но г-н военный губернатор по каким-то причинам не согласился удовлетворить его прошение к крайней нужде монастыря. Побуждаюсь крайнею опасностию монастырю и общим говором по городу, что если англичане займут Соловецкую обитель, то найдут там для себя все, не исключая и самого дока для стояния кораблей на зиму, то не оставят ее уже более, и Соловецкая обитель будет для них на Белом море тоже, что остров Мальта, и бедные поморы на Белом море, лишась всех выгод от промышленности своей рыбою помрут можно сказать голодной смертью. Я вчерашний день… нарочно ездил к г. военному губернатору и почти с горестными же слезами просил дать всевозможные средства к защите от врага обители Соловецкой, но, к прискорбию моему, и я получил в ответ только то, что до наступления осени,
