«Если Темучин виноват, я зарублю его», – пообещал Темир-бек. Мамай уклончиво посоветовал быть осторожнее – ему не хотелось бы жертвовать преданным темником, если убийство случится и «принцы крови» потребуют казни Темир-бека.
Неслышным кошачьим шагом ступает Мамай по притоптанной траве, и так же неслышно крадутся за ним телохранители. Легкая кольчуга из булатной стали успокаивающе облегает сильное тело, и рукоятка меча удобно лежит в ладони. На вид простой меч у Мамая, без единого украшения, но цена этого меча – власть над сотнями племен… От костра к костру, от поста к посту… Цепенеют нукеры при шепоте пароля и про себя возносят молитвы аллаху: обошлось. Для нерадивого часового существует одно наказание – смерть, и это не прихоть Мамая, но закон великой ясы, завещанной Повелителем сильных.
Недалеко от подножия холма, над ямой, где томились арестованные, шевельнулось в темноте серое пятно. Мамай подал знак телохранителям: внимание! Дрожа от охотничьего азарта, подкрался. Закутанная покрывалом фигурка склонилась над ямой. Женщина что-то опускала вниз. Не иначе, поклонница красавца- болдыря принесла ему пищу и воду. Мамай видел, как молодые рабыни, да и не только рабыни, пожирали его глазами на празднике сильных, слышал он и ядовитые слова дочери, обращенные к одной из бесстыдных княжон, – молодец, Наиля! Для женщины главный закон – сердце, но это не избавляет ее от законов Орды. Рабыня перед ним или не рабыня – она преступница. Мамай с силой толкнул вскрикнувшую женщину в яму… Телохранители надвинули творило на черный зев тюремной ямы, и Мамай двинулся дальше. Он до рассвета оставит раскрытие этой пикантной тайны. Хорошо бы в яме оказалась молодая жена какого-нибудь дряхлого «принца крови». Дочь «принца» – тоже неплохо. Любое пятно на любом чингизиде полезно безродному правителю Золотой Орды.
Мамай, ухмыляясь, думал, какие болваны попадаются среди мурз. Вместо того чтобы оставить большинство жен и наложниц дома, под надзором бесстрастных и бесполых евнухов, тащат за собой целые гаремы. Попробуй уследи за женщинами здесь, где нет высоких гаремных стен, а вокруг тысячи здоровых удальцов! Хорошо простым кочевникам, у которых по одной-две жены – с двумя сладить нетрудно. Когда же их два, а то и три десятка и приходится часто нести службу, требующую дальних и долгих отъездов, – ну-ка, управься! Ну-ка, уследи да убереги, хотя бы от собственных нукеров! Мамай никогда не сомневался, что в большинстве своем нынешние «чингизиды» – это всего лишь потомки ближних наянов и нукеров Повелителя сильных…
В юртах, за кольцом его личной стражи, кричали первые петухи, сонно тлели и чадили костры у подножия холма, что-то вчерашнее умирало в них; что-то родится на его месте? Один костер горел ярче других, из темноты выступали силуэты коней, слышался неясный говор воинов. Не Темир-бек ли вернулся? Воины вскочили, узнав грозного проверяющего, упали ниц.
– Кто вы?
– Я – сотник Бадарч из тумена Батарбека, – заговорил один, поднявшись. – Прислан к тебе с вестью.
– Говори.
– Повелитель! Я ходил с отрядом в московские земли. Два дня мы двигались вдоль дорог и всюду видели вооруженные отряды русов. При въезде в одну деревню на нас напали московские воины, и мы отбились с большим трудом. Все же мы захватили нужного человека. Он сказал: большое русское войско собирается в Коломне. Там же и князь Димитрий.
– В Коломне?! Тебя не обманули?
– Повелитель! Я проверил, я сам видел, как целый день в Коломну вступали пешие и конные отряды русов, я видел большой военный лагерь возле города…
Мамай встряхнул сотника за грудь и оттолкнул с такой силой, что тот отлетел через костер в темноту.
– Собака! Кто заплатил тебе? Кто хочет толкнуть меня в поход на Коломну через земли моего рязанского союзника?
Сотник в разорванном халате выступил из темноты, дрожащим голосом заговорил:
– Повелитель! Я старый разведчик. Я всегда говорю своим начальникам, что видел своими глазами.
Мысль Мамая лихорадочно осваивала услышанное.
– Если твоя весть верна, Бадарч, я награжу тебя. Но не один ты приносишь мне вести. Я знаю: московский посол приезжал ко мне серпуховской дорогой, а не другой. Где князь, там и войско, а князь был в Москве, когда ты находился под Коломной. И другой верный человек из Рязанской земли в последних вестях даже не упомянул Коломну.
– Повелитель! Если ты говоришь о Федьке по прозвищу Бастрык, он предатель. Я послал к нему двух переодетых людей. Он изуродовал их, потом бросил. На наше счастье, он бросил их на дороге, по которой мы возвращались, и один из них умеет писать…
– Бастрык – предатель? Вы схватили его?
– Он убежал в Коломну. В его доме мы нашли только женщину и старых слуг, Всех зарезали, а дом сожгли.
Мамай взвыл:
– Бейбулат!.. Через него шли эти дела! Я залью ему глотку тем серебром, которое он получал от Бастрыка за ярлыки на торговлю в Орде. Я чувствовал, что эту крысу надо схватить… Сотник, немедленно скачи к Батарбеку. У него много шпионов на Руси, и пусть делает, что хочет, но Бастрыка доставит мне живым! Погоди. Вот тебе за весть, – швырнул несколько крупных серебряных монет. – Да привезите мне предателя побыстрее – по срокам будет награда!
Надо что-то делать немедленно. Чувство беды, которое он носил в душе, значит, не обманывало. Димитрий в Коломне с войском! Мамая, как котенка, в темный халат завернули, рассказывая басни о том, где прячется московский князь, а князь со всем войском стоит под самой Ордой. Грозная тень Вожи прошла перед Мамаем. Кто виноват в этом? Кто?.. Что же союзничек Ольг? Может быть, он такой же союзничек, как этот Бастрык? Но Ольг – великий князь, а не тиун. Или Ольг тоже уверил себя, что Димитрий побежит на полночь от Орды, и тогда он сам займет московский стол? Большая надежда способна породить большое ослепление.
Ударить! Немедленно ударить на Коломну – даже через Рязань. Раздавить Димитрия, сжечь дотла его города, перебить его народ – весь, поголовно!..
