Вскоре тысяцкий послал Бастрыка с отрядом на серпуховскую дорогу, откуда шло особенно много народа, сорванного тревогой с порубежных земель, – в эти толпы легко затесывались вражеские лазутчики. Оттуда ждали и появления полка князя Владимира – человека крутого, скорого на расправу. Беда, коли заметит какой непорядок – мосты ли неисправны, ямы не засыпаны или подозрительные болтаются у въезда в город. Возвращаясь назад вечером, Быстрык увидел на дороге отряд конных ордынцев. Стражники всполошились, приняв его за посольство, но Федька скоро заметил: ни посольских значков, ни мантий у гостей не было. Толмач, молодой русский парень, первым подскакал к начальнику стражи, с поклоном приветствовал его. Федька напустил на себя суровость, спросил, кто они и к кому едут. Толмач весело объяснил, спросил, в городе ли великий князь. Вопрос показался Бастрыку подозрительным.
– А ты кто таков? Пошто татарам служишь?
– Мишка я, с Нижнего, – парень улыбнулся наивно и радостно, будто Мишку с Нижнего вся Русь ждала с нетерпением. – Полоняником был у Есутая, он меня и послал проводником.
Бастрык оглянулся. Дорога к вечеру опустела, а силы примерно равны. Строго сказал:
– Вот што, парень, про князя разговор будет после. Своим скажи: коли хотят въехать в город, пусть сдадут оружье.
Мишка перевел, степняки загалдели, сердито поглядывая на начальника стражи.
– Нас проверяли кметы из московской сторожи, они оставили нам оружье, – сказал Мишка. – Ей-бо, начальник, с добром мы.
– Ты не божись всуе, – проворчал Бастрык. – Што воинска сторожа вас проверила, то мне плевать. Мы стража городская, и порядок у нас свой. Хотите в город – сдайте оружье.
Молодой скуластый десятник что-то отрывисто приказал, и воины начали отстегивать саадаки, снимать мечи, ножи и булавы. Тронули коней. Мишка начал оживленно рассказывать о дороге, но Бастрык угрюмо отмалчивался. Он не сомневался, что задержал нахальных лазутчиков, которые, может быть, задумали убить самого великого князя – Федька знал изощренные ордынские приемы. Ордынцы порой заведомо идут на мучительную смерть, чтобы под пытками сообщить врагу ложные сведения. Так почему бы им не попытаться убить Димитрия ценой гибели десятка воинов? Сначала он собирался отвести их прямо в острог, но раздумал: как бы славу разоблачения лазутчиков у него не перехватили? Повел их в свой укрепленный дом. С безоружными его головорезы как-нибудь справятся.
Через сумеречный город проехали спокойно, затворили подворье, поставили лошадей в конюшню. Ордынцев накормили, велели стелиться в большой клети с крепкими запорами. Федька вызвал к себе толмача Мишку и десятника, остальных же, едва они улеглись, велел запереть и выставить стражу. Он решил немедля вырвать у лазутчиков признание, чтобы утром прийти к тысяцкому не с пустыми руками… Сидя за дубовым столом в купеческой горнице, Федька встретил вошедших грубым вопросом:
– Теперя правду сказывайте: зачем шли в Коломну?
Мишка растерялся.
– Да мы ж правду сказали, боярин: с вестью от князя Есутая. Это вот Есутаев сын.
Слово «боярин» сладко отозвалось в Федькиной душе, однако не дал себе отмякнуть.
– Сын ли, брат – меня то не касается. Пусть скажет, с какой вестью.
Иргиз, выслушав, скользнул по Бастрыку равнодушным взглядом, отрывисто произнес несколько слов.
– Он говорит: ему велено отвечать лишь самому государю.
– Скажет! У меня не такие сказывали.
– Да ты што, боярин? Вот те крест – с добром он. Есутай-то ушел ведь от Мамая, может, он еще к нам придет.
– Ты не бреши, толмач. Скажи: не признается – шкуру спущу…
Иргиз усмехнулся, коротко ответил:
– Я знал – так получится. Но говорить буду Димитрию.
– Добро же, – прошипел Бастрык. – Ну-ка, молодцы, сымите с него сбрую-то.
Двое стражников подступили к десятнику. Едва он понял, что его хотят раздеть, оттолкнул обоих с такой силой, что они отлетели к столу. Тогда на него кинулись все четверо, бывшие в горнице, сбили с ног, заломили руки. Иргиз начал визжать, но ему заткнули рот тряпкой.
– Што вы делаете?! – закричал Мишка. – Наш он, наш!..
– Молчать! – рявкнул Федька. – Пикнешь еще – выпорю.
С Иргиза сорвали панцирь и отшатнулись: на груди его была спрятана небольшая русская икона. В свете свечей радужно засияли прозрачные камни в серебряном окладе. Федька вначале тоже опешил, но быстро нашелся:
– Ага! Небось церкву ограбил? У, нехристь поганый! Дайте-ка ее сюды, мужики.
Взял икону, и руки его затряслись. По камням он узнал чудотворную из нижегородского собора, которую видел много лет назад. Настоящий купец, хотя бы раз увидев такие камни, не забудет их до смерти. Однако сама икона была ценнее украшений. Тот, кто вернет ее церкви, получит не только изрядную мзду, но и такую почесть, при которой не нужно будет и великокняжеское покровительство. Сдерживая дрожь, отер оклад рукавом, всмотрелся в тусклый лик богоматери – не ошибиться бы! Нет, камни настоящие, и такими простой образ не украшают… На стол кинули тяжелый кошель, жадные взоры стражников были теперь прикованы к нему. Отложив икону, Федька развязал кошель, высыпал монеты на стол.
– Эва! Собрался людишек наших подкупать золотишком?
Федька взял несколько монет, по одной кинул стражникам.
– За службу вам, мужики. Заставим этого волка говорить правду – еще получите. Остальное на войско
