– Ты и сам можешь, – уклонился Сторожев.
– Хорошо. Не стихи, в самом деле, запоминается легко. Валера был у Костякова, у Павла Витальевича, лечил его от очередного запоя. И тот проговорился. Валерий Сергеевич никому бы не стал рассказывать, но тут дело касается конкретного человека. Тебя. Короче, Костяков собирается тебя… Ну, как бы это… Захватить, взять. Сделать своей собственностью. Причем любыми способами. Ни перед чем не остановится. А Валерий Сергеевич давно его знает, поэтому отнесся серьезно. Не знаю, что тебе говорил сам Костяков, вы же встречались, как я понял?
– Интересно, ты только сейчас это понял? А деньги на лечение Лили, а квартиру тебе помогли освободить – это кто? Ты не знал?
– Я знал, но я думал – человек просто хочет помочь.
– Все, что он сделал для Лили и для тебя, – по моей просьбе.
Сторожев молчал. Ему было это известно, но Коле не стал рассказывать. Просто еще не успел, потому что пришла Даша.
– И как ты его просила, интересно?
– Очень просто. Дай денег.
– Что значит – дай? Вы с ним на «ты», что ли?
– Конечно. И он предлагает мне выйти за него замуж. Без всяких насилий.
– А ты?
– Возможно, соглашусь.
– Ты понимаешь, как это выглядит?
– Понимаю. Ну и что?
Сторожев не выдержал, вмешался в разговор:
– Даша, это не мое дело, конечно, но я друг твоего…
– Отчима, отчима, что вы стесняетесь?
– Ну, может, тебе это слово не нравится?
– Вы дальше, дальше.
– Дальше. Мы понимаем, ты не хочешь оставаться в долгу. Тебе неудобно – или какие-то другие причины. Неважно.
– Как раз важно. Я действительно не хочу оставаться в долгу.
– Постой, – сказал Коля. – Значит, он дал денег и помог, но поставил условие, чтобы ты стала его женой, так?
– Нет. Никаких условий он не ставил.
– Да это само собой имеется в виду! – сказал Сторожев. – Дашенька (и мгновенно потеплело в душе от возможности так назвать ее), ты не знаешь этих людей! Когда они что-то кому-то делают, то даже не говорят, что им теперь должны, это само собой подразумевается!
– Вот и хорошо, – сказала Даша. – Значит, отдам долг.
– Мы это обсудили, Даша. Валерий Сергеевич хочет выручить. У него есть сбережения, у него…
– Не хватит его сбережений. Я с врачами говорила, да ты и сам знаешь, нужны большие деньги. Лечить, поддерживать, как получится, все равно – большие. Очень.
– Я продам свой бизнес, свою клинику, – сказал Сторожев. – Она мне все равно надоела.
Даша встала к плите, чтобы сварить еще кофе.
Не оборачиваясь, спросила:
– То есть это вы взаймы даете или как? Или хотите меня у Павла Витальевича перекупить?
Коля возмутился:
– Ты не сходи с ума, человек от чистого сердца!
– А может, и ты в долю войдешь? На двоих приобретите меня. Потом как-нибудь поделите. В зависимости от доли. Одному ноги до пупка, другому остальное от пупка и выше. А?
– Прекрати! – прикрикнул Коля.
Даша и сама себе удивлялась – с чего это ее так повело?
Что значит с чего, ясно с чего. Она сама себя загнала в угол. Костякова пальчиком подманивала, играла, не послала его сразу куда надо? Подманивала, не послала. Деньги у него взяла? Взяла. Да, на лечение Лили, но это уже второй вопрос. Верила, что он в самом деле просто так даст и ничего не потребует? Не верила. Хитрила, наплела вокруг и около, а сама-то все понимала, конечно. Но чем эти лучше? Или она не знает, как Коля на нее смотрит, что думает (а не так давно прорвалось открыто, пусть и по пьяному делу)? Не знает, что нарколог этот, болеющий «я-болезнью», так слюной истекает, что лишний раз боится рот открыть – на грудь прольется?
И то, о чем она говорила уже не один раз и не одному человеку – что, может быть, выйдет замуж за Костякова, оказалось примеркой, приближением к решению, которое она, возможно, давно уже приняла. Ну, как давно, неделю или полторы назад. Для нее это – давно, у нее не такое время, как у других людей (Даша так считала).
Она налила кофе себе и Коле, спросив Сторожева вежливо и ровно, будто ничего не было:
– Вам не предлагаю?
– Нет, спасибо.
Коля, обдумав, наверное, очень тщательно, слова, которые скажет, начал:
– Даша…
– Не надо, – попросила Даша. – Я обо всем подумала. Вы забыли спросить, между прочим, как я вообще к нему отношусь. Так вот, отношусь хорошо. Он мне нравится.
– Не верю, – сказал Коля.
– Твое дело.
А Сторожев думал о том, что он должен реабилитироваться. Девочка, конечно, по сути угадала: он хотел бы ее перекупить. Но никогда этого не сделает. Не потому, что денег не хватит – смелости не хватит. Однако Сторожев не хотел согласиться с собственным этим признанием. Нет, не смелости, а совести. И как раз хватит. Он не стал бы пользоваться. И ему неприятно, что Даша о нем так думает. Но, чтобы она поверила в чистоту его помыслов, он обязан быть откровенным. И он сказал:
– Даша, я не буду скрывать, ты мне очень нравишься. (Коля удивленно глянул на него.) Больше того, я в тебя несколько дней был даже влюблен. В этом ничего особенного, бывает. Ведь правда?
– Правда, – ответила Даша.
То ли в поддавки играет, то ли ей просто неинтересно со мной нормально говорить? – подумал Сторожев. Но продолжил:
– Мелькнуло, как говорится, и прошло. У меня любимая женщина, мне с ней хорошо и… В общем, нет у меня причин на тебя покушаться. И желания, извини. Но Коля – мой друг. А Лиля – женщина, которую я когда-то очень любил. Я хочу помочь не им, а тебе. Но ты в каком-то смысле их часть, поэтому и тебе. Если ты веришь в это, тогда… Ты веришь?
– Верю.
– Тогда скажу главное: Павел Витальевич Костяков – страшный человек. На его совести столько искалеченных судеб, что…
– Все мы кого-то калечим, – сказала Даша, подумав о Володе. – По-другому не бывает.
– Согласен, – сказал Сторожев, подумав о бывших женах и померших на его руках больных, – но смотря какой масштаб.
– Сейчас он ничем таким не занимается, – сказала Даша.
– Это он тебе так сказал?
Даша не ответила. Сторожев понял, что она не хочет разговаривать на эту тему. Возможно, ей просто все равно. Она же совсем еще юная, того прошлого, когда Костяков-старший вовсю злодействовал, для нее нет, ее там просто не существовало.
Повисла пауза. И Коля хотел что-то сказать, и Сторожев, но что именно – не могли сообразить.
Даша этим воспользовалась, встала:
– Ладно, пойду. К Володе.
– Вот! – обрадовался Коля. – Ведь ты Володю любишь же!
– Нет. Мы дружим. И потом, почему вы считаете меня лучше, чем я есть? Вы как-то, дяденьки, про
