материальную сторону забываете. Я хочу сделать карьеру и стать классным фотографом. А настоящая аппаратура стоит огромных денег. Я хочу переехать в Москву, выпускать журнал о фотографии, – на ходу придумала Даша и тут же в это поверила. – Я хочу иметь приличную машину, как у вас, Валерий Сергеевич. Жить в хороших условиях. Ни в чем себе не отказывать. И своим детям, когда будут. Володя мне этого не обеспечит, вы тоже. А Костяков обеспечит.

– И все? – спросил Коля. – Так примитивно?

– Да, представь себе. Я свободный человек? Я имею право выбрать примитив? Вот я его и выбираю. А потом, кстати, Коля, это чтобы ты совсем успокоился, жить я с Костяковым буду года два, вряд ли больше. Он предложил контракт заключить – как честный человек. Так что я не продаюсь, а сдаю себя в аренду.

Даша пошла в прихожую, но вернулась, сказала Коле:

– Пожалуйста, не делай ничего в моей комнате. Буду я в ней жить или нет, но пусть будет хоть одна нормальная комната, ладно?

После ухода Даши Коля и Сторожев довольно долго молчали.

Потом Коля сказал:

– Вот так живешь рядом и не знаешь человека совсем.

– Мы и себя-то не знаем, – успокоил Сторожев.

– Иди ты на х… со своей мудростью, психолог! – взорвался Коля. – П…ж это все! Прекрасно мы себя знаем, только вид делаем, что не знаем! Извини… Кажется мне, Валера, что она врет. Или накручивает. В любом случае надо все сделать, чтобы она не досталась Костякову. У меня такие предчувствия, что просто душа разрывается, я серьезно.

– Надо с Немчиновым посоветоваться, – сказал Сторожев.

– Зачем?

– Ну, он же книгу пишет про Костякова. Может, нарыл уже что-то. Ему же, паразиту, в тюрьму надо, а не на брачное ложе! Невзирая на давность лет!

– Это идея, – сказал Коля. – Надо с ним встретиться, поговорить.

44. ГОУ. Перечение

__________

__________

__________

__________

__________

____ ____

Хорошо, если характерной чертой вашего нынешнего поведения будет сдержанность.

Дубков ел, пил и спал урывками – писал поэму, потрясенный масштабом собственного замысла. Сначала он назвал поэму «Россия воровская», но решил, что это слишком в лоб. Зато с первых же строк, осенивших его в начале работы, стал вырисовываться символический образ корабля.

Вступление было размашистым, звучным:

Океанский корабль на просторах болот,А, вернее, ковчег о двенадцати палубах,Он трубит, но при том никуда не плывет,Только волны в конвульсиях валовых.

На нижнюю палубу Дубков поместил топливо и выразил парадоксальную мысль о том, что данное нам благо может обернуться нашей погибелью:

Там наша энергия, уголь и нефть,Но сыплют и льют мимо топок.И будет страшна истощения месть:Ковчег без движения – топок.

Вторая палуба: работяги, кочегары.

В грязи, в рванине и в поту —Лопатами махают.А в ту ли сторону, не в туПлывем? Они не знают.

Третья палуба: прорабы.

Рабы – не мы. Прорабы мы.Мы боцманы матросов.И трюмы пусть мрачней тюрьмы,Плати – и нет вопросов!

На четвертой палубе Дубков устроил кухню и прачечную с обслуживающим низшим персоналом, на пятой поселил официантов и белошвеек – обслугу почище, на шестой охрану, которая защищает верхние палубы от нижних, если взбунтуются, на седьмой мелкое начальство, на восьмой деятелей шоу-бизнеса, а в отдельном отсеке – предателей из числа творческой интеллигенции. Кто будет на палубах с девятой по одиннадцатую, он еще не решил, а на двенадцатой, само собой, власть. Финальные строки у Дубкова были уже готовы.

И гордо реет триколор,И веет вентилятор.На рубке капитанской ор.«Вперед!» – кричит оратор.«Назад!» – другой вовсю поет.«Направо!» – третий стонет.Корабль стоит среди болот.И тонет, тонет, тонет.

Чтобы не сбить себя с вдохновения, Дубков почти не говорил с женой, не отвечал на звонки, а потом и вовсе выключил мобильный телефон. По городскому отвечала Татьяна, всем говоря, что Вячик уехал. Но вдруг постучала негромко в дверь:

– Извини, это Максим Витальевич!

Татьяна понимала, кому невозможно сказать неправду. Дубков тоже понимал, что Максиму придется ответить. И, схватив трубку, сказал:

– Здравствуйте, все идет своим чередом, работа движется, не беспокойтесь.

И вернул трубку жене.

– Как бы не вышло чего, Слава, – вдруг сказала она.

– Чего это ты? – удивился Вячик. – Иди-ка, приготовь чего-нибудь быстренько. Яичницу, что ли.

Татьяна ушла, а Вячик почувствовал что-то вроде легкой тревоги.

Тряхнул головой: все он успеет. Но сначала закончить поэму. Может быть, это кульминация всей его творческой жизни? Как «Двенадцать» Блока.

Но кто же все-таки у нас на девятой палубе?

45. ЦУЙ. Воссоединение

____ ____

__________

__________

____ ____

____ ____

____ ____

Вас преследует женщина.

Лиля ждала.

Обход в девять часов, а сейчас только восемь с минутами.

С двумя минутами.

На стене комнаты – круглые большие часы.

То есть это не комната, а палата.

Но Лиля мысленно называет – комната.

На стене комнаты – часы. Типично казенные часы, не имеющие никаких признаков индивидуальности: металлический ободок, белый циферблат, прямые, без фокусов, арабские цифры (Лиля, кстати, терпеть не может на часах римских цифр).

Лиля почему-то любила видеть время, везде, где она жила, в каждой комнате были настенные часы. Зачем? Ведь никогда никуда не спешила, никого ни к какому часу не ждала.

И вот – пригодились.

Стены выкрашены в фисташковый цвет, висит фотография: березовый осенний лес. Это Дашина фотография, Лиля ее любит, вот Даша и принесла, и повесила.

Три минуты девятого.

Интересно, есть ли у Лили чувство времени?

Она посмотрела на секундную стрелку, поймала ритм: раз-два-три…

Закрыла глаза, начала считать в уме: раз-два-три… Пятнадцать… Тридцать… Шестьдесят.

Открыла глаза: стрелка прошла только пятьдесят секунд.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату