– Налейте-ка еще, – сказал отец Михаил.
Павел налил.
Отец Михаил выпил и сказал:
– Не молчит. Говорит следующее: для облегчения загробной участи некрещеных святые отцы рекомендуют подавать милостыню, раздавать духовную литературу, кормить бездомных животных и птиц.
– И это ты опять всерьез? Не издеваешься?
– Зачем мне это?
– Хорошо. Еще один вопрос. Самый простой и самый сложный. За что? Что архимандрит глаголет на этот счет?
– При чем тут архимандрит? Давно сказано: есть промысел божий и проникнуть в него никому не дано. Но причины всегда имеются.
– Точно и верно, отец Михаил! – не удержался Коля, который, похоже, просто влюбился в священника, умеющего говорить просто и ясно.
– А других объяснений никто еще не сочинил? – спросил Павел.
– Их не сочиняют, они есть.
– Все равно не понимаю. Почему я, сволочь, ворюга, сладострастник, душегуб – жив, а она погибла? Почему у меня шансы на рай есть, потому что, повторяю, ты ошибаешься, Михаил, я верую и я крещеный, а у нее нет? Ведь из ада в рай уже не переводят? После смерти не исправишься? Кстати, тоже почему? Жизнь ведь это что? Череда изменений. Значит, после смерти все-таки жизни нет, если измениться нельзя? Условно-досрочного освобождения из ада не предусмотрено? За хорошее поведение?
– Простите, отец Михаил, но теперь ему браво, – сказал Коля. – Я бы на такой вопрос не ответил.
– И я не отвечу, – сказал Михаил. – Да, душа некрещеная будет терзаться. Возможно облегчение участи? Думаю, да. Если те, кто остался, будут что-то делать. Естественно, не только птиц кормить, вы же понимаете. Будете что-то хорошее делать – будет меньше зла на земле хотя бы на каплю, сатане меньше радости, а душе вашей покойницы полегче будет.
– Два-один! – сказал Коля и тут же сложил ладони. – Отец Михаил, не сердитесь. От простоты душевной.
– Да нет, не от простоты, – сказал отец Михаил.
– Ты с ним поосторожней, – предупредил Павел, нехорошо усмехаясь. – Батюшка наш насквозь людей видит.
– Если вопросов нет, то я пошел бы, – сказал отец Михаил. – Жена болеет…
– Сейчас пойдете. На посошок! – налил Павел. – Выпей, Михаил, а я кратенько кое-что расскажу. Я об этом давно думал. Ты говоришь: есть промысел божий. Но он ведь касается и жизни на земле, а не только Царства небесного?
– Естественно.
– Хорошо. То есть от того, как ты тут живешь, зависит, что с тобой будет после смерти. Или не зависит?
– Зависит. Но еще и от того…
– Извини, перебью! От того, крепко ли веруешь, молишься ли, исповедуешься ли и так далее. Знаю. Но и просто от жизни, от того, кто как себя ведет, зависит?
– Да.
– Тогда слушай историю. Есть у меня знакомый, Владик зовут. Подлюга – живого места нет. Да еще и кокаинщик. И вот он однажды этого кокса нанюхался и поехал по городу. Вылетел на тротуар и сшиб женщину с девочкой. Насмерть обеих. Сразу. И скрылся. Но на его беду были свидетели. Нашли, началось разбирательство, следствие и тому подобное. Следователей, адвокатов, прокурора, судей – всех Владик, конечно, подмазал, кого прямо, кого через третьих лиц. Кто-то взял, кто-то не взял, но результат налицо: сочинили дело, по которому вышло, что женщина с девочкой вышли на проезжую часть, а Владик хотел свернуть, чтобы не сбить, а они растерялись и сами бросились ему под колеса. И ему не только условного срока не дали, у него права не отобрали, штрафа даже за превышение скорости не наложили. Ни-че-го! А месяца через два встречаю его в Успенском соборе. Говорю: чего, Владик, грехи замаливаешь? Да, говорит, недавно с сыном пособачился, не сдержался, матом его ругал. Нехорошо. Я говорю: нет, Владик, я про женщину и девочку. Так он весь засветился. Конечно, говорит, нехорошо получилось, но ты представляешь, говорит, я специально узнал, они чуть ли не вообще мусульманки, потому что мама полукровка, отец дагестанец, хотя в мечеть никто не ходит.
Павел в этом месте замолчал, налил половинку стопки и в одиночку выпил.
– И? – нетерпеливо спросил Коля.
– Всё. Вся история. Теперь вопрос, отец Михаил, все тот же самый вопрос: у Владика, убийцы, если разобраться, скота природного, я делал с ним дела, знаю, у него есть шанс быть прощенным и попасть в рай? Есть или нет? Просто и ясно, без комментариев? Я же помню: «Пусть слово ваше будет да да, нет нет».
– Да, – сказал отец Михаил.
– А у этих, которые наполовину мусульманки и даже хуже, если в мечеть не ходили, которых убил этот гад, есть шанс?
– Нет.
– Почему?
– Потому что не ими жизнь началась. Если проследить цепочку, обязательно будет логика.
– То есть они ответили за грехи предков?
– Мы все за первородный грех отвечаем.
– Что же, Бог хуже Сталина? Даже тот сказал, что сын за отца не отвечает!
– Павел Витальевич, будешь такие вещи говорить, я или уйду, или, вот те крест, не выдержу и в морду дам. Не юродствуй и не охальничай.
– Виноват, не буду. Но это еще не все. Этот Владик потом говорит: конечно, все равно, говорит, грех, но, говорит, мне какая-нибудь луковка зачтется. Грамотный, Достоевского читал!
– Это про то, как ангел грешницу за луковку из огня тащил? – спросил Коля.
– Именно. За то, что она когда-то эту луковку нищенке подала. Правда, грешница в огонь обратно упала, потому что других отпихивала. Ну, и про то, что если Бога нет, то все позволено, все тоже помнят.
– Известная фраза, – кивнул Коля. – А к чему ты это?
– К тому. Вроде бы – так и есть. Я людей знаю, когда над ними что-то не висит, они всякую совесть теряют. Но ведь для многих Бога нет, а они ничего, не подличают. Не каждый день по крайней мере. Я все думал, с чего этот Владик про луковку вспомнил? И пришла ко мне, мужики, страшная мысль. Я ее забыл, чтобы не мучиться, а сейчас опять вспомнил. Мысль такая, то есть она даже не моя мысль, но, мне кажется, очень многие тайно к ней пришли: если Бог есть, то все позволено!
– Ого! – воскликнул Коля. – Это почему?
– А потому, что, когда нет Бога, то неправда, что человек ничего не боится. Самый последний подлец боится – люди осудят, совесть заест. Да и просто – срок дадут, если перестараешься. А когда Бог есть, у самого последнего подлеца есть надежда.
– Чем это плохо? – спросил отец Михаил.
– А тем, что каждый преступник рассуждает так: если за одну луковку можно все грехи искупить, только при этом не надо жлобиться, других ногами не надо пихать, пусть и других вытянут, то, значит, грешить не страшно. Во-первых, покаюсь, во-вторых, какую-нибудь луковку обязательно найдут. Все позволено – потому что все может быть прощено! Если Бога нет, думает такой человек, то как-то страшновато, что сдохнешь и на этом все кончится, и на земле о тебе ничего хорошего, кроме плохого, не останется, люди на могилку плевать будут. А суда высшей инстанции при этом нет, апеллировать некому, приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Если же инстанция есть, думает он, может, скостят еще. Пару кило лука надо еще раздать – точно скостят. А пока можно и погрешить – раз есть надежда. И я начинаю думать, что все религии объединяет одна и та же ложь – вранье о загробном мире, которого никто никогда не видел и не увидит! Вы говорите, что это дает всем надежду на спасение где-то там, а я говорю, что эта надежда выбивает из-под людей почву здесь! Идет вор на дело и думает: да, нехорошо, опять украду, но я зато
