– Завтра же! – пообещал Мурзин. – Прямо завтра же еду в город и всё решу! Ты только не уезжай. Как же это? Нет, так нельзя! Я уже... Как тебе сказать... Я без тебя... Ну, понимаешь... Завтра же, будь спокойна!
– Ну, завтра и поговорим...
Мурзин кивнул и хотел было уйти. Но он чувствовал, что Клавдия-Анжела не вполне верит его решительности, что нужно сказать что-то более определенное. И он сказал:
– С утра возьму машину и перевезу тебя к себе. Готовься, собирай вещи! И всё. А развод оформить – пустяки!
– Это ты сейчас говоришь, – сказала Клавдия-Анжела, отворачиваясь и пряча улыбку.
– Собирай вещи! – с мужской повелительностью распорядился Мурзин. Но уточнил: – Утром. Я бы и сейчас мог, но не хочу, чтобы думали, что в ночь, тайком.
– И я не хочу.
– Тогда с утра – будь готова!
И ушел протрезвевшим шагом – будто не к себе домой шел, а уже направился в неизвестное, но чудесное будущее.
А Клавдия-Анжела бегом побежала в медпункт к Нестерову.
Она побежала в медпункт к Нестерову, а Нестеров уже улегся спать.
Она вошла, постояла над ним. Очень уж хотелось ей хоть кому-то сообщить о переменах в жизни. Поэтому сначала дотронулась до плеча Нестерова, а потом и потолкала легонько.
– А? Что? – очнулся Нестеров.
– Извините. Я чтобы вы до завтра не надеялись. Не продаю я дом. Остаюсь вообще.
– Почему? Я готов хорошие деньги...
– Обстоятельства изменились. Извините...
И Клавдия-Анжела побежала назад – навстречу своим изменившимся обстоятельствам. Ночь коротка, надо успеть к утру собраться, чтобы не держать Мурзина, когда он приедет.
Вадик (пришла его очередь) сидит в зале, караулит Льва Ильича. Ему кажется, что здесь не так страшно, как за кулисами. Но через некоторое время понимает: нет, здесь еще страшнее. Все время мерещится, будто за кулисами что-то шевелится.
– Умный человек, а боюсь... – пробормотал Вадик. – Нет, там лучше...
Он перешел за кулисы. Сел там, глядя на закутанную фигуру. Вскоре ему почудилось, что он ощущает на себе взгляд Льва Ильича – сквозь покры-вало.
Вадик осторожно подошел, приподнял скатерть до уровня лица Льва Ильича и остолбенел: глаза у того были действительно открыты.
– Лев Ильич, вы бы закрыли глаза, – попросил Вадик. – Спать пора. И жутко как-то, вы извините...
Лев Ильич медленно закрыл глаза. Вадик хотел опустить скатерть, глаза тут же открылись.
– Ладно, ладно... Если вам так удобнее...
Вадик откинул скатерть, Лев Ильич закрыл глаза.
Вадик сел и, чтобы подбодрить себя, начал разговаривать со спящим.
– А экстрасенс, Лев Ильич, плохой оказался. И, между прочим, Нина говорит, что он на нее смотрел... Ну, не как врач, понимаете? А это недопустимо. Это называется – нарушение врачебной этики. Между прочим, у меня тоже есть способности. – Бодрясь, Вадик встал перед Львом Ильичем. – Вы всё слышите и запоминаете! Когда вы очнетесь, вы захотите дать персональную стипендию от Анисовки мне и Нине Стасовой. А пока повысите мне зарплату в три раза, а ей выделите отдельный дом, у нас их всё равно полно пустых.
Брови Льва Ильича грозно нахмурились, глаза приоткрылись. Вадик испугался:
– Ладно, ладно... Я шучу...
Меж тем уже светало.
Уже светало. Клавдия-Анжела не ложилась: выносила из дома узлы, чтобы не медлить, когда подъедет Мурзин.
Но Мурзин после вчерашнего, конечно, еще спал.
Ему приснилось, будто бывшая жена Вера ходит по комнате и что-то бормочет. Он хотел ее одернуть, чтобы не мешала спать, и тут обнаружил, что глаза его открыты и он, оказывается, не спит, а видит подлинную жену, которая ходит полновесными шагами по дому и ходит странно: с блокнотом и ручкой, словно учетчица.
– Ты как тут? – спросил Мурзин поневоле хрипло, потому что еще не откашлялся после сна.
Вера откликнулась деловито и буднично, будто вчера виделись:
– Проспался?
– Не проспался, а проснулся! – поправил Мурзин. – Откуда ты в такую рань? И что тут делаешь?
– Опись составляю. Пора нам официально развестись. Мне адвокат посоветовал: составить опись совместно нажитого имущества. Включая дом. А то, я слышала, у вас тут такие дела, что всё будут распродавать. Продашь дом втихомолку, и не увижу от тебя ни копейки.
– Очень приятно! – сел Мурзин на постели. – Говоришь: совместно нажитое? А напомни мне, когда ты от меня сбежала?
– Не сбежала, а уехала!
– Хорошо. Уехала. Бегом. Четыре года прошло! А за четыре года тут много чего появилось. Диван, между прочим, новый и... – Мурзин пошарил глазами по комнате и вернулся глазами к дивану. – Совсем новый диван, сам купил... И... Отличный диван, очень дорогой, между прочим! И много еще чего. И крышу я у дома перекрывал. Что получается? Получается – мы вместе не жили целых четыре года, а ты хочешь половину всего отхапать? Не выйдет, родная моя!
Вера ответила спокойно, будучи готовой к этому разговору:
– И про это мне адвокат объяснил. Говорит, главное, что официально были зарегистрированы.
– Не беспокойся, законы знаем! У меня друг в городе с женой делился, они там вообще не женаты были, но фактически жили вместе! И это главное – фактически! А мы фактически не жили!
Вера даже не слушала эти глупости. Она спросила:
– Скажи лучше, куда ты швейную машинку дел?
– Какую машинку? Ты имей совесть, ее у нас никогда и не было!
– Разве? Ну, неважно, – сказала Вера, видимо, припомнив, что машинка была где-то в другом эпизоде ее жизни. И продолжила опись:
– Иконы в деревянных рамках – три. Шифоньер для белья – ты когда дверку побил? – один.
– И дом тоже делить будем? – спросил Мурзин.
– Естественно! – сказала Вера резонным и грамотным голосом, которому обучилась в городе.
– Как?
– Или продаем и деньги делим. Или я продаю свою половину. Или ты выплачиваешь стоимость.
– Согласен.
– На что?
– На стоимость.
– И когда?
– В течение месяца! – пообещал Мурзин.
Веру это не устроило.
– Нет уж, не пойдет! Неделя – максимум. И пока денег не получу, не уеду, понял? А заодно посмотрю на эту нашу ненаглядную, у которой ты подживался!
– Она-то при чем? И кого ты вообще имеешь в виду? – спохватился Мурзин.
Вера не ответила. На глазах ее показались неожиданные слезы. Она поискала, чем вытереть глаза, вырвала листок из блокнота, промокнула.
– Между прочим, – гордо сказал Мурзин, – имей к сведению: сколько я уже без тебя тут живу – и ни одна женщина вот в эту дверь не вошла!
Он ткнул пальцем в дверь, и надо же было тому случиться, что дверь именно в эту секунду открылась! И вошла Клавдия-Анжела, которая устала ждать Мурзина и пришла узнать, в чем задержка.
