– Есть план! – сообразил Юлюкин. – Надо Льва Ильича спрятать вон там, за сценой. И сказать, что у него обострение язвы и он уехал в город на день-другой. Болезнь у человека, это они поймут.
– Тогда, может, и это поймут? – указал Вадик на Льва Ильича, имея в виду его состояние.
– Это не поймут, – со знанием дела сказал Юлюкин. – Увидят, скажут: живой, дышит, здесь присутствует – пусть выдает как хочет. Или заставят нас выдавать. Народ у нас иногда очень твердый...
Решили последовать его совету. Подняли Льва Ильича, довольно тяжелого, надо сказать, и, осторожно кантуя, потащили за кулисы. Там усадили в кресло.
– В окна могут увидеть, – указал Юлюкин на два больших окна, лишенные штор.
– Закрыть, – предложил Вадик и принес скатерть.
– На два окна не хватит, на одно – и то до половины. А больше ничего нет.
– Его закрыть, – уточнил Вадик.
Что ж, накрыли Льва Ильича. В таком виде он стал очень похож на памятник накануне торжественного явления публике.
Андрей Ильич распорядился:
– Дежурим по очереди: сначала Юлюкин, потом я, потом Вадик. Мне хоть немного сейчас поспать надо.
– Я тоже могу, – предложил Нестеров.
– Вам необходимо набраться сил, – отказался Андрей Ильич.
Отставив Юлюкина на дежурстве, они по одному расходились из клуба.
Но Нестеров успел издали расслышать, как Андрея Ильича кто-то всё же перехватил.
– Эй, начальство, почему администрация весь день закрыта? Зарплата где?
– Имей совесть, Лев Ильич заболел, в район уехал! Завтра будет. Или послезавтра...
– А машина-то его тут!
– Его на скорой увезли!
Нестеров отправился к Клавдии-Анжеле.
Он отправился к Клавдии-Анжеле, а мы заглянем к Мурзину, анисовскому электрику, который сидит в своем саду с другом Куропатовым и обсуждает текущие события, в том числе Нестерова.
– Подействовало вчера на тебя? – спросил Куропатов. – У меня что-то такое было, только я не понял что.
– А на меня – ноль! Я непрошибаемый! Это Верка моя, дурочка, в прошлый раз надеялась: пусть, говорит, он мне этот... ну, на ногах у женщин бывает... Целлюлоз, что ли... Ну не важно. Пусть, говорит, уберет он мне это.
– Убрал?
– Ага, жди! В голове он у нее что-то убрал. Там и так негусто было, а наступил полный вакуум. И сбежала в результате. Я, Миша, считаю, что внедрение в психику – очень опасная вещь. Между прочим, Советский Союз какую войну проиграл?
– Холодную.
– Психологическую, Миша! Не выдержал внедрения в мозги западной пропаганды! Так что ты к себе прислушайся, что у тебя внутри происходит.
– Да ничего не происходит, – махнул рукой Куропатов. – С ним самим что-то произошло, взял и упал!
– Я тебе и говорю: психика! Опасная вещь!
Куропатов глянул на улицу и согласился:
– Это точно.
Но имел он в виду не слова Мурзина, хоть и с ними был согласен. Под психикой он подразумевал приближавшегося к саду Володьку Стасова.
– Конкурент твой идет, – предупредил он Мурзина.
– Кто это?
– Володька Стасов.
Мурзин рассмеялся:
– Какой это конкурент? Пацан он еще. Мурзин в этом селе, говорю тебе без ложной скромности, вне конкуренции!
Володька вперся в сад без всякого уважения. И тут же начал кричать:
– Что, договорился с экстрасенсом, да? Сколько заплатил? Я спрашиваю!
– Ты бы не орал, Володь, – посоветовал Куропатов как старший товарищ.
– А ты шел бы домой! – грубо ответил Володька.
– Яйца курицу не учат! – резонно возразил Куропатов.
– Ну, будешь свидетелем! – и Володька опасно приблизился к Мурзину. Тот вскочил на ноги.
– Учти, я не против! Но ты объясни сначала! О чем я договаривался, с каким экстрасенсом?
– С таким! Чтобы он на Клавдию-Анжелу воздействовал! Или ты не знаешь?
– Ничего я с ним не договаривался! – отрицал Мурзин.
Куропатов кивал, готовый подтвердить слова друга. Это Володьку смутило.
– А кто тогда?
– Да в чем дело-то? – не мог понять Мурзин. – Что происходит вообще?
– Уезжает она!
– Кто? Куда?
– В райцентр, насовсем.
– Кто тебе сказал?
– Она и сказала. Только что. Ладно. Я думал, тебе известно. Тогда живи. Нет, я чувствую, это всё-таки экстрасенс, гад, ее заколдовал! Он на всех подействовал, вы еще почувствуете! У меня и то с утра голова болит, а сроду не болела! Все теперь психами станут!
Он печально удалился, а Куропатов, глядя ему вслед, рассудил:
– Володька прав. Экстрасенс же в обморок упал. То есть недоработал. А ты представляешь, если, например, хирург начинает резать... ну то есть операцию делать. И недорежет, бросит и зашьет. Это что в организме начнется, представляешь?
Мурзина эта тема не заинтересовала. Он поспешил не очень ровными, но решительными шагами к дому Клавдии-Анжелы.
Мурзин поспешил не очень ровными, но решительными шагами к дому Клавдии-Анжелы, а Нестеров уже был там.
– Ну как, Клавдия Васильевна? Продаете дом?
– Продаю, – решительно сказала Клавдия-Анжела.
– Ну и хорошо, – у Нестерова даже не было сил радоваться. – Завтра с утра оформим.
И Нестеров побрел к медпункту – спать.
Тут же явился Мурзин, который дожидался, пока Нестеров уйдет. Он вовсе не боялся психологического воздействия, ему просто не нужен был третий человек при разговоре.
– Что это у тебя за дела с экстрасенсом? – спросил он.
– Ничего особенного.
– Ясно. А говорят, ты... Ну, будто бы... В общем, решила...
– Правильно говорят. И дом продаю.
– И в чем причина?
– А что меня тут держит? Дочь надо учить... и вообще.
Мурзин наконец нащупал настоящую нить разговора.
– Как-то странно с твоей стороны! Ничего не держит! А я думал, наметились отношения!
– Это какие? Раз в три месяца ты ко мне приходишь пьяный, намеки какие-то делаешь. Что дальше?
– Ну, не раз в три месяца! – обиделся Мурзин. – На прошлой неделе заходил! И... Я готов не только намеки. Готов прямо!
– Ты три года уже готов, – сказала Клавдия-Анжела. – А сам с женой никак не разведешься.
