— Они уже обнародованы.
— Это неважно! Изменим названия, чуть переработаем, сойдут за новые. Кстати, Кичин пролистал пару книг, ему понравилось. А у него безупречный вкус, между прочим! Через год вы бешено популярны. Переводы за рубежом. И так далее. Ты читала его книги? — спросил Женечка Ирину.
— Я вообще впервые о них слышу.
— Ознакомься при случае. Ну, родные мои, пора соглашаться, мы два часа уже обсуждаем!
Тем не менее, мы обсуждали его предложения еще часа два.
И согласились.
20
(адаптированная глава)
Был длинный разговор с Валерой по телефону. Я просил его не относиться серьезно к тому, что может появиться в печати. Это такая игра. Очень глупая, но, если я в нее не сыграю, мне грозят серьезные неприятности. Валера выслушал, не особенно вникая. Его интересовало лишь одно: передал ли я Ирине его просьбу о встрече. «Да, передал, она не хочет». — «Почему?» Я объяснил. «Я просто хочу с ней посоветоваться, — сказал Валера. — Мы с ней друзья. Я тут жениться собрался. Она разбирается в женщинах, она посоветует». — «А со мной не хочешь посоветоваться?» — «Хочу, но после. В общем, скажи ей. Скажешь?» Я пообещал.
21
Газеты вышли через несколько дней.
Бедный, но гениальный писатель Асимов (Анисимов — опечатка, ошибка, недоразумение, псевдоним, то есть Асимов псевдоним, путаницы было много) полюблен красавицей Виленской. Их роман был тайным, но страстным. Ради Асимова она отвергла богатейшего и известнейшего Беклеяева. И тому бы успокоиться, ему ведь Виленская не нужна (как и женщины вообще!!!), но он, подлец, преследует несчастных за любовь, тут ревность не только к людям, но и к любви натуральной, которая ему недоступна! Недавно Асимова сбило машиной при загадочных обстоятельствах, он остался жив, но попал в больницу с сотрясением мозга!
И так далее, и тому подобное.
Звонили Нина, опять Валера, другие некоторые. Дина звонила. Я говорил: все нормально, я не в больнице, машина на меня не наезжала. Что же касается любовной истории, сказал я всем, кроме Валеры, не могу отрицать! Так звезды сошлись, я не виноват.
— Все-таки интересно, при каких обстоятельствах вы познакомились? спросила Нина. — И что у вас общего?
— Тебе трудно поверить, что такая женщина может в меня влюбиться?
— Не знаю. Я женщин никогда не понимала, — странно выразилась Нина. — И когда ты успел стать Асимовым?
— Спроси еще, когда я успел стать гениальным.
— У тебя всегда были задатки. А гениального сейчас из кого хочешь сделают.
— И на том спасибо.
А Валера спросил:
— Ты, значит, Асимов теперь?
— Вроде того.
— В Интернете тебя нет. Скрываешься?
— Я никогда не верил, что в Яндексе найдется все. Потерпи, появлюсь.
— Ясно. Ты ей мою просьбу передал?
— Да. Она сказала: чуть позже, — соврал я.
Я понимал, что происходит с Валерой. Если бы меня действительно сшибло машиной, он и в этом случае, поинтересовавшись, конечно, здоровьем, первым делом спросил бы, передал ли я Ирине его просьбу.
А Дина дружески посоветовала подумать, прежде чем жениться.
— Я тебе только счастья хочу, ты же знаешь. У нее это, возможно, каприз, а ты примешь всерьез.
— Я не принимаю всерьез.
— А что это тогда?
— Потом объясню.
И Дина при этом даже не намекнула, что помнит о моем недавнем предложении. Благороднейшая женщина!
Звонил Костик:
— Я смотрю, у тебя какая-то совершенно отдельная жизнь началась. Проект новый… Не в нашем издательстве случайно? Мне будет приятно. Ты, кстати, на работу не собираешься зайти? Для моциона хотя бы? А то исчез, не спросясь. Глядя на тебя, другие тоже могут подумать, что на работу можно не ходить, особенно когда любовь.
— Прости, брат, но я, наверно, уволюсь.
— Дело твое. Но, сам понимаешь, все в тебе умрет, что ты знаешь. И финансовые проблемы надо бы решить.
— Решим, не беспокойся.
Еще звонок:
— Александр Николаевич?
— Да.
— Извините, опаздываем, пробка. Через полчаса будем!
Явились целой компанией. Начали суетиться, расставляли штативы с лампами, небольшой и юркий человек бегал по углам, примеряясь фотоаппаратом. По его команде в кабинете развесили какие-то старые фотографии в рамках, вытащили книги с полок и завалили ими стол в живописном беспорядке, а также стопками разложили на подоконнике, на стульях и на полу. Сняли с письменного стола монитор компьютера и убрали все компьютерные причиндалы, вместо них водрузили старую пишущую машинку «Москва».
— Это зачем? — спросил я фотографа.
— Вы на ней работаете.
— Я на компьютере работаю.
— Мы видели. Будет и компьютер — во второй сессии.
Я ничего не понял, уволокся, ушаркал в другую комнату: лежать, мне в этот день было нехорошо.
Но разнежиться не дали, подняли, усадили за письменный стол, одев в клетчатую рубашку на два размера больше.
— Зачем?
— Вы в ней худее кажетесь. А то слишком здоровый вид.
— У меня здоровый вид? Спасибо.
Снимали справа, слева, сзади, спереди, снизу и сверху. Попросили потерпеть еще немного. Быстро восстановили порядок: книги на полки, монитор на стол. Еще на столе оказалась антикварная лампа. Фотограф потребовал сменить шторы. Ему кто-то возразил. Он начал скандалить, звонил кому-то и кричал, что так не может работать. Неизвестно откуда возникли темно-синие, почти черные шторы. На меня надели такой же темно-синий пиджак. Попросили повязать пестрый шейный платок.
— Это что-то значит? — спросил я фотографа.
— Конечно. Было старое, теперь новое. Так вы жили, а так — живете.
