потом ищет ту, что на этот идеал похожа. Во мне он нашел свой идеал.
Но он оказался привязчивым. Потратил последние деньги на угощение, а потом взялся провожать. Пришлось сказать: дома муж, он ревнивый, он встречает меня за километр от дома, будут неприятности.
Павловский оказался проницательным и сказал, что замужние женщины вот так просто по ресторанам не ходят.
Я сказала, что я необычная женщина.
Он согласился.
Еле отстал у подъезда. Жал на прощанье руку и очень хотел поцеловать, обнять, но не решился, хоть и был слегка пьяным.
Павловский влюбился. У него жена и двое детей, один совсем маленький, но он влюбился и на все готов.
Как многие мужчины, в любовных вопросах он остался подростком. Подросткам кажется, что все возможно, стоит только сильно захотеть и постараться. Обычно, правда, они только мечтают и строят планы. Если же начинают стараться, то первая же неудача становится непоправимой трагедией. Девушка не ответила взаимностью – мир рухнул. Подросток вешается или травится.
Я вышла утром: он стоит у подъезда с букетом цветов.
– Давно тут стоишь?
– С вечера.
Был он помятым, букет тоже. Наверно, вечером выпил, искал меня, ходил по квартирам (сквозь сон я слышала какие-то звуки: отдаленная ругань, двери хлопали). Не нашел, спал в подъезде – и вот.
Я взяла цветы, выбросила их и сказала, что мне это надоело. И что сейчас выйдет муж, будет большая неприятность.
– Нет у тебя мужа. А если есть, пошли – познакомишь.
– Спит он еще. И все, Леша, забудь обо мне.
– Не могу. Ты представь: я ни разу не встретил женщину, которая похожа на ту, которую я ищу. Ты первая. Я могу теперь такую никогда не встретить. Ладно, не буду приходить с цветами. Хотя бы позволь тебя видеть раз в три дня.
Я сказала: раз в месяц.
Сторговались на неделе: будем встречаться в городе, пить кофе, говорить о жизни – и до свидания.
Это только кажется (мужчинам в первую очередь), что женщине легко избавиться от приставаний и преследований. Мужчины считают, что, в отличие от них, женщина имеет больше прав на отказ. Может быть. Но зато, я думаю, если уж женщину пошлют подальше, у нее хватит гордости исчезнуть. Мужчина же считает, что если его посылают, это только игра, женский прием. Он никак не может поверить, что это серьезно.
Мы уже два раза встречались с Павловским, и я ему подробно объяснила, что у него нет никаких перспектив. Он соглашается, кивает головой, а потом говорит:
– Просто ты меня не знаешь.
– И не хочу знать.
– Ты странная. Как это – не хочу знать? Ты ведь даже не знаешь, чего ты не хочешь знать. (Совсем запутался в словах, бедняга.) Например, ты же не можешь сказать: я не люблю Скандинавию или, наоборот, Африку. Потому что ты там ни разу не была. Я для тебя терра инкогнита, извини.
– А я вот именно не люблю ни Скандинавию твою, ни Африку. Там холодно, а там жарко.
– Хорошо, возьмем Италию.
– И Италию не люблю. Я ничего не люблю. Я люблю свою родину. Свой дом. И своего мужа.
– А кто он у тебя?
– Тренер.
– Ясно.
Он сказал это с анемичной иронией интеллектуала, презирающего физическую силу.
А я, ляпнув, поняла, что имела в виду Александру.
В самом деле, как отвязаться от мужчины, не травить же его насмерть? Покажу ему Александру и скажу, что это мой молодой человек.
Позвонила Александре, спросила, как идет жизнь.
Она сказал (шутка – ?), что жизнь идет нормально, схоронил отца. Сидит в одиночестве, выпивает.
– Ну и хорошо, – сказала я, – теперь ты свободна, никто не морочит голову. (Я стала вообще какой-то бессовестно искренней и получаю от этого удовольствие. Наверно, об этом говорил Сотин.)
Она сказал, что в точку, что выпивает именно с радости, а не с горя. Рад, что я его понимаю.
Я пригласил ее выпивать ко мне.
Она ответил, что сегодня уже навыпивался, завтра.
Встретил Александру мужчиной – он привык к этому моему виду.
Потом признался, что увлекся переодеваниями. Развлекаюсь. Просто так. Переоделся.
Александра оценил, ему понравилось.
– С такой телочкой пройтись бы! – сказал он.
– Давай пройдемся.
Он загорелся и даже заволновался.
– А я не в виде. У тебя вон какой прикид, а я...
– Решаемо!
Пошли с ним в комиссионку. Купили отличный костюм, плащ, даже шляпу. Он совсем стал похож на мужчину, поэтому никто не удивлялся. А по моему поводу тем более.
Выбросили старье в урну возле магазина, пошли.
Я направила его так, чтобы несколько раз пройти мимо редакции. Рассчитывала, что появится Павловский. Расчет наугад, но мне повезло, он появился. Причем с Салыкиным. Я забеспокоилась, что Салыкин меня опознает, но нет. То есть он пялился, но не узнал.
Я сказала: познакомьтесь, это мой муж.
Павловский растерялся, надо было видеть. Побледнел. Вернее, посерел. А Салыкин стоит тут же. Тоже мне интеллигенты, никаких манер.
Павловскому бы пройти дальше, а он начал разговор. Какие-то пустяки.
А Александра изображал ревнивого мужа. Спросил:
– Откуда это вы друг друга знаете?
Я говорю: познакомились на почве журналистики, я давала туда заметки, разве не помнишь? (Это правда, Павловский вербовал меня, просил писать, хотел, чтобы я тоже стала журналисткой. Чтобы общаться чаще.)
– Это я понял, – сказал Александра. – Я не понял, чё он так с тобой разговаривает? Ты чё, мужик, глаз, что ли, на мою жену положил? Допрыгаешься!
В Павловском взыграла гордость. Он сказал, что не надо хамить.
– Я не хамлю, а говорю по делу, – сказал Александра и вдруг пинает Павловского ногой. Тоже по ноге, норовя в колено. Любимый прием.
Павловский отскакивает, а сам выставляет кулаки. Дурак. Александра обрадовался – ты руками машешь? Нарываешься? И началось.
Сходу дал ему несколько раз по морде и тут же ногами в разные места. Павловский согнулся. И пропыхтел:
