У меня праздник: Саша дома.
Обсуждаем, как будем жить дальше. Он очень изменился – похудел. Волосы отросли. Опять стал похож на женщину.
В больнице три человека знают (пришлось на это пойти), что он женщина. Им всем хорошо заплачено. Но в любой момент могут начать шантажировать. Не перебраться ли в Москву?
.............................................................................................
Мы в Москве. Двухкомнатная квартира на Стромынке.
Писать некогда, как и что, слишком много дел.
.............................................................................................
Это шок.
Началось давно – после больницы, после операции. Что там делал хирург (который узнал тайну Саши), неизвестно. Но Саша начал меняться. Во многом. В отношении ко мне. И вообще.
И вот наконец вчера (то есть сегодня, но днем – пишу ночью) сказал, что он теперь не хочет быть мужчиной. После больницы он постепенно возвращался к своей женской сути (к своему естеству, так он сказал) и окончательно вернулся. Он стал опять женщиной. То есть стала. Обратила внимание на то, что поглядывает на мужчин.
Еще она сказала, что у нее последняя возможность завести семью и даже ребенка. Ей еще сорока нет.
Поэтому надо разойтись и жить отдельно.
Я была в истерике.
Я уговаривала ее этого не делать.
Ведь она мне нужна в любом виде – мужчина, женщина, все равно. Это предательство!
Она твердила, что все решила.
Тогда я предложила: хорошо, я соглашаюсь на операцию, я делаю себя мужчиной – и нет проблем.
Она сказала:
– Проблемы будут. Я тебя любила – как женщину. А как мужчину я тебя полюбить не могу. И вообще, ты мне будешь напоминать о прошлом. А я не хочу. Я хочу забыть прошлую жизнь.
– Она пока настоящая!
– Она уродская, – сказала Саша.
Я еще долго плакала, умоляла, даже теряла сознание.
Бессмысленно.
Она меня предала.
Единственный человек, ради которого я жила.
Неужели в этом мире нет ничего, на что можно положиться?
Глупые бабские вопли.
Пью вот уже который день.
То есть сегодня уже не пью.
Поняло (это я о себе) одно: умереть еще не хочу.
Я о многом думало в это время.
Я проклинаю все свои мучения и все свои надежды.
Я буду еще жить и получать удовольствие от всего, от чего смогу. Я полно энергии, я умно, талантливо, мне всего только сорок лет.
Все еще впереди.
Я закрыл тетрадь и спросил Стеллу:
– Откуда это у тебя?
– Он сам принес. Приезжал из Москвы по каким-то делам, позвонил, потом пришел. Вот, говорит, я обещал Саше – я записал, хоть и не все. Пусть диссертацию сочинит. Он не знал, что Саша умер. Я сказала об этом, он странно так усмехнулся и говорит: «Соболезнования не выражаю. Мне, в сущности, все равно». И ушел, но тут же вернулся: все равно, говорит, возьмите, мне не нужно. Вот и валялась у меня эта тетрадь. Забирай, если хочешь.
– Зачем?
– Пригодится. Может, напишешь что-нибудь.
– Вряд ли, – сказал я, зная, что на самом деле попытаюсь, но таков у меня обычай: отрицаю, чтобы не спугнуть.
И через некоторое время попытался, что-то узнав (в частности от Салыкина, с которым близко знаком), что-то домыслив и доведя эту историю до процитированных выше дневников (именно процитированных – не подряд и не всегда близко к тексту, ибо подлинные дневники, повторяю, вещь часто скучная, с обилием ненужных подробностей и, напротив, с умолчаниями о чем-то очень важном).
Дальше – застопорилось.
И дело не в том, что мне позарез надо было узнать, что именно сталось с Валько в последующие годы: человек стал персонажем, а персонаж живет уже своей логикой, надо только эту логику понять.
И обычно мне это дается, обычно персонажи сами подсказывают, сами идут куда-то, остается им просто следовать.
Но в случае Валько было возможно слишком многое.
И требовалось понять, что окажется наиболее характерным.
Я перебрал множество вариантов.
Например: Валько, осознав, что теперь не сможет жить в одиночку, решает сдавать комнату. Чтобы кто-то жил рядом.
Сначала селится студент. Приличный юноша из провинции, хорошо образованный, практичный. Валько ведет с ним беседы на разные темы, заинтересованно вникает в его дела, дает советы. Привыкает к нему. Студент обзаводится женщиной. Именно женщиной, а не подружкой одного с собою возраста, тут не студенческий роман, тут все серьезно: у женщины модная машина алого цвета и богатый муж. Однажды она приезжает, когда студента нет дома, говорит, что перепутала время, но Валько понимает, что она приехала к нему. Так и оказывается: женщина прямо признается, что ей надоел этот сопливый и неумелый голодранец, а вот в Валько она чувствует настоящую силу, настоящий опыт: то, что появляется, по ее наблюдениям, у мужчин только годам к тридцати пяти – сорока. Да, она любит молодость, но это ее ошибочное пристрастие, она сколько уж раз убеждалась, что молодость – обман и поверхностность... и т. д.
Валько урезонивает ее. Советует исчезнуть, не морочить студенту голову. А с ним, с Валько, у нее ничего не получится: он давно и крепко влюблен в другую.
Всплакнувшая женщина исчезает. Студент звонит ей, ищет ее, выясняется, что она ему нужна больше, чем он думал. Валько раскрывает ему глаза на ситуацию. Студент в ярости, требует вернуть женщину, обвиняет Валько, обзывает его. Валько пытается объяснить, что будет только хуже.
Кончается ссорой, студент напивается и ложится спать, а утром тихо уходит, забрав вещи (не только свои) и не заплатив за квартиру.
Появляется второй жилец: отставной военный, потерявший в ходе жизни здоровье, любимую службу, семью вместе с квартирой (история, как не простил изменницу-жену, уехал от греха подальше, чтобы не убить ее до смерти), потерявший, короче говоря, все, кроме уважения к себе; бывший сослуживец, москвич,
