– Почти двадцать два.
– Должна знать, – уверенно сказал крупный человек.
– Не знаю. Я мало читала газеты и смотрела телевизор.
– Ну ладно, – словно пожалел меня он и перестал играть в угадайку. – Цапаев Виктор, можно просто Витя.
И он умолк, чтобы полюбоваться произведенным эффектом.
Эффекта не было.
На самом деле я вспомнила его, просто не хотела показывать вида. Виктор Антон Цапаев – один из самых богатых людей России и мира, у него пару лет назад случились какие-то политические трения с кем- то, не помню подробностей, да и неважно, он уезжал – и вот вернулся, и вот оказался у меня в комнате.
Из охраны никто не шел, я продолжала нажимать на кнопку.
– Да брось ты, – заметил он. – Не жми на пупочку. Они все зафиксированы. Лежат и отдыхают. Нет, живые, не беспокойся. Свет у тебя плохой, – огляделся Цапаев.
– Мне достаточно, – сказала я. Мне действительно хватало неяркой лампы на стене, создававшей полусумрак.
– Я на тебя посмотреть хочу.
Цапаев встал, нашел включатели, и комнату залило максимальным светом, который зачем-то запланировали при отделке, но которым я никогда не пользовалась. Это был, Володечка, странный обычай того времени, вспоминая о котором нынешние мои современники грызут свои зубы от досады: сколько везде горело лишних лампочек, сколько текло впустую настоящей живой воды, сколько тратилось калорий на обогрев лишних кубометров жилья, не оптимальных для проживающих в нем людей. Но если бы я сказала об этом тогда, то в лучшем случае получила бы в свой адрес ухмылку или даже смех. Экологи и так называемые зеленые, то есть защитники природы, считались идиотами, я не шучу, Володечка. Нерожающие женщины и плодоспособные мужчины полагали, что их дела, которыми они живы на сегодняшний день, намного важнее, чем дела и жизнь их детей, которые у многих так и не появились, не говоря уж о внуках, а те, что остались живы, не говорят спасибо своим предкам, обрекшим род человеческий на угасание.
Но вот странно: сама пишу об этом, а сама – вот сейчас – чувствую, что для меня гораздо важнее рассказать о себе и о тебе, Володечка, чем думать о будущем человечества. Ибо человек в своем неискоренении неискореним. Как писал японско-корейский философ Я Хуэю: 
82.
Осветив меня, Цапаев смотрел на меня долго, пристально и нагло.
– Хороша, хороша, – сказал он. – В самом деле хороша. И что, ты действительно никого из нормальных людей к себе не подпускаешь?
– Кого вы называете нормальными людьми?
– Ну, не таких же, как твой художник покойный. Серьезных людей.
– Правителей, капиталистов?
– Можно и так назвать. Элиту.
– Я вообще мало кого подпускаю. У меня аллергия на человеческие запахи. На звук голоса. Даже на цвет глаз, – сказала я, думая, что слегка фантазирую, но именно в этот самый момент понимая, что это правда: всегда, например, ненавидела голубоглазых блондинов и жгучеглазых брюнетов. Видимо, это нелюбовь к крайностям.
– Надо же. А у меня вот карие, – обеспокоился Цапаев. – Ничего, не воротит?
– Нет. Но вы человек полный...
– Говори прямо – толстый.
– Да, толстый. Вот на это у меня точно аллергия.
– Ясно. И сколько тебе надо маней, чтобы твоя аллергия прошла?
Мне стало скучно, я отвернулась.
– Что? Вопрос не понравился? – спросил он усмешливо, не веря, что такой вопрос может не понравиться.
– Да нет. Просто такое ощущение, что я смотрю фильм, который видела уже сто раз. Одни и те же слова.
– Слова те же – деньги разные.
Я посмотрела ему прямо в глаза и четко произнесла (почему-то испытывая жесточайший приступ отвращения):
– Слушайте, Цапаев. Никогда, даже под страхом смерти у меня с вами ничего не будет. Даже не надейтесь. Потому что такие, как вы, мне надоели. Потому что я вас ненавижу. Потому что... – дальше я не нашла слов.
А он всё это выслушал чуть ли не с удовольствием. И воскрикнул:
– Молодца! Ладно. Этого я и хотел. Бороться будем, девушка. Учти, запрещенных приемов для меня нет.
– Что вы имеете в виду?
– Да много чего. У тебя сестра, мама, братик.
Мне стало страшно.
– Если вы что-нибудь с ними сделаете...
Он поднял руку:
– Не торопись. Я сперва хочу по-мирному, подоброму. Видишь, в чем штука, – пожалел он меня, – тебе просто не повезло. Если я чего-то хочу, то это всё. Это у меня будет. Хоть ты тресни. Я сам не рад, что такой упрямый, но что делать, – развел он руками.
Цапаев ушел, а я долго еще сидела, окаменевшая.
Всё это казалось мне дурным сном и идиотизмом.
Я готова была проклясть свою красоту, потому что она, оказывается, вместо того чтобы сделать мою жизнь и жизнь будущих детей безопасной под защитой красивого и сильного человека, наоборот, сплошь и рядом подвергает меня опасности.
Я поняла, что Цапаев подлец безграничный и ни перед чем не остановимый. И вдруг вспомнила о своем саратовском чудовище. Почему о нем ни слуху ни духу? Чего он ждет?
Мне вдруг представилось, что этот неведомый человек – единственный, кто может меня выручить. Он тоже опасность, но по сравнению с другими – такая ли?
Мне захотелось его найти.
Но как?
Я придумала способ.
Я позвонила Владимиру, который в это время был активно действующий журналист, и сказала, что могу дать ему интервью на скандальную тему, он сможет это интервью продать не местным, а центральным изданиям. Он был заинтригован. Я рассказала ему про Цапаева. Понимала, что рискую, но: 1. Теперь, когда его намерения будут известны всем, Цапаев не посмеет прибегать к подлым мерам: есть же все-таки в стране закон и правоохрана! 2. О Цапаеве узнает мое неведомое чудовище и, возможно, захочет вмешаться и помочь. 3. Не исключено, что захотят помочь и другие. Кто-то, имея отчасти корыстные помыслы, а кто-то и от души. В России всегда находилось много людей, готовых помочь красивым девушкам.
Таков был мой план.
Потому что, повторяю, Цапаев показался мне реально страшен, особенно когда я начиталась в Сети о его многочисленных подвигах, граничащих с криминалом. С женщинами он себя вел особенно безобразно: когда ему отказала актриса К., он сделал так, что ее уволили из театра и не снимали ни в одном кино, ни в одном сериале. Актриса К. срочно вышла замуж за продюсера М. Но продюсер М. разорился и покончил с собой. Актриса К. уехала за границу и нашла там себе френдбоя из бывших русских евреев, богатого адвоката, – адвокат в течение месяца лишился всей практики, а потом попал в клинику психических отклонений, где надолго застрял. Короче говоря, актрисе К. пришлось смириться и пойти навстречу Цапаеву, но, когда ее доставили ему в имение, он глянул на нее искоса, держа на коленях какую-то девушку, и сказал:
