– Где?
– В трясине.
– В трясине! И как я не догадалась по твоему виду. А что у тебя тут в мешке?
– Прошу прощенья, мэм, это торфяной мох для мастера… для Дика.
– Для мастера Дика? Да на что это ему?
– Это против всякой хвори. Если какая рана или еще что, надо только приложить мох и сказать: «Матвей, Марк, Лука и Иоанн», – и все как рукой снимет, верное слово.
– Боже праведный, да разве можно положить такую грязь мастеру Дику в постель? В жизни ничего подобного не слыхала! Выбрось-ка ты все это подальше да поди умойся а то на тебя смотреть страшно.
Глаза мальчика наполнились слезами.
– Да как же это?.. Ведь у него нога шибко болит: она сама сказала… А это – против всякой хвори, верное слово!.. Услышав его дрожащий голос, Эллен смягчилась:
– Ну– Ну, не расстраивайся. Я уж вижу, ты ему хотел добра. Поди-ка умойся, и я тебя чаем напою; ты, видно, совсем замучился.
Артур вошел в кухню, глубокое отчаяние было написано на его лице: он так долго ползал на коленях по трясине, так далеко тащил тяжелый мешок… плечи его и сейчас еще ноют! И вдруг: «Выбрось-ка все это… эту грязь!» А этому мху цены нет, попробуй добудь его…
Повесив голову, побрел он домой. Вскоре Беатриса вышла из комнаты мальчиков и услыхала от Эллен о непрошеном подарке.
~– Какая жалость, Эллен! Бедный мальчик… столько трудов – и все напрасно.
– Он был по уши в грязи, мэм. Жалко парнишку, уж видно, что огорчился.
Вечером Беатриса рассказала о случившемся мужу и брату.
– Любопытно, – сказал Генри. – С чего он это взял? Впрочем, здешний народ поразительно невежествен.
– Это поверьте не только корнуэллское, – возразил Уолтер. – Повис говорил мне, что уэльские горцы лечат раны каким-то мхом, возможно как раз этим самым, торфяным. Я слышал, его употребляют и в Шотландии. Но откуда мальчик достал так много, вот что интересно. Поблизости его почти совсем нет – почва слишком каменистая. Прошлым летом у меня гостил один ботаник, ему нужно было немного этого мха для опыта, так нам пришлось облазить все болото.
– Артур сказал Эллен, что ходил за ним куда-то к Могилам девяти дев.
– Там мы его и нашли в конце концов. Но даже в этом месте его совсем немного, и это в пяти милях отсюда. Да и собирать его нелегкая работа: набрать такой мешок да еще втащить его сюда на откос, – у него, наверно, весь день ушел на это.
– О господи! И теперь он думает, что все зря. Надеюсь, Эллен не обидела его? Она добрая девушка, но деликатностью не отличается… Кстати, Генри, ты его видел сегодня в поселке?
– Нет, не видал.
– А ты просил Мэгги или Билла, чтоб они поблагодарили его от меня за чашку?
– Ну что ты скажешь, – воскликнул Генри, – совсем забыл!
– Уолтер, – спросила Беатриса, когда они остались одни, – как же мне поблагодарить мальчика? Ведь он, наверно, думает, что мы гнушаемся его подарками.
– Сегодня уже ничего нельзя сделать. Они, вероятно, уже спят. Завтра утром попробую отыскать Джейбса. Позови Артура к завтраку, и пусть увидит, что ты пьешь из его чашка. На первый случай нам с Генри лучше не быть при этом… Вот если бы Фанни тоже держалась в стороне…
Наутро явился Артур и застал Беатрису за шитьем наволочки на подушку.
Как ни ужасался и ни протестовал Генри, она решила положить «эту грязь» в постель Дика, тщательно высушив ее на плите и завернув в несколько слоев плотного ситца, чтобы она никак не могла коснуться даже повязок.
– Мальчик должен знать, что труды его не пропали даром, – объяснила она. – Если возле Дика положить эту подушку, беды не будет, а вот Артуру такая неудача в самом начале может очень повредить.
У Артура вид был такой тревожный и измученный, что сердце ее сжалось.
Она поднялась ему навстречу и с улыбкой потрепала его по плечу.
– Спасибо тебе за мох, дружок. Я положу его Дику в этом мешке. Я уже сказала ему, что ты принес ему мох для подушки под ногу, и он просил поблагодарить тебя.
– Ему получше, мэм?
– Сегодня утром немного легче. Доктор дал ему лекарство, и он ночью спал. Когда человек болен, очень полезно хорошо выспаться. Завтра он уже начнет садиться в постели… Артур, а кто тебе сказал, что я люблю розы?
Теперь, когда у меня есть чашка, разрисованная розами, мне всякий раз за чаем будет казаться, что пахнет розой.
На губах мальчика заиграла улыбка, точно такая же, как у матери.
– Прошу прощенья, мэм, в лощине, где Могила великана, растут розы. Я их рву маме, они пахнут больно хорошо. Может, хотите? Только сейчас их небось почти что уже и нету.
