– Да, дикие розы рано отцветают, но после них остаются красивые ягоды.
Когда мы вернемся домой, в Бартон, ты увидишь, какие у нас там живые изгороди из красных роз. И в саду еще будет полным-полно больших роз – и красных, и розовых, и белых, и желтых. Они поднимаются до самой крыши дома.
И у тебя в комнате тоже будет пахнуть розами.
– Прошу прощенья, мэм, это ваш дом?
– Да. А теперь и твой тоже. Он серьезно посмотрел на нее.
– Мой дом в Каргвизиане.
Среди своего народа я живу.
Услышав этот упрек, что был некогда обращен к пророку Елисею, она снова напомнила себе, что с этим мальчиком надо разговаривать осторожно.
– Ну конечно. Только Артур, милый, я хочу кое-что объяснить тебе.
Она помедлила минуту, готовясь ступить на опасную почву.
– Пока твой отец и твоя мать живут в Каргвизиане, твой дом здесь. Дом это место, где живут те, кто нас любит. Но не каждый может прожить всю жизнь у себя дома – моряку приходится покидать свой дом, и солдату, и школьнику.
Надо ведь и учиться и работать. Гарри и Дик приезжают домой только на каникулы. Но у тебя теперь два дома, потому что и мы тоже тебя любим. Ты будешь жить у нас и учиться, а на каникулы будешь возвращаться к родным.
Если кто-нибудь из них заболеет и ты им понадобишься, мы сейчас же отошлем тебя к ним. И каждую неделю ты будешь им писать. Ты их сын, но и наш тоже.
Он слушал молча, потом серьезно, невесело поглядел на нее.
– Мама… будет очень горевать, что я уеду от нее… Она велит, чтоб я был вам хороший сын… Я буду. Только все равно моя мама – она.
– Я не забуду этого, дружок.
– Прошу прощенья, мэм… А как мне надо вас звать? Она… она думала мне надо звать вас «мамой»… И уж так плакала, прямо сердце разрывалось.
– Нет, нет, мамой зови только ее. А нас называй «дядя Генри» и «тетя Беатриса».
Он медленно повторил непривычные слова:
– Тетя Беатриса… тетя Беатриса.
– Мой отец назвал меня Беатрисой, потому что он был рад, что у него появилась девочка. Беатриса – значит, та, которая приносит кому-нибудь счастье. Надеюсь, что я и тебе принесу счастье… Ну, а теперь мне надо отнести Дику подушку с твоим мхом; он просил, чтоб я ему почитала до обеда.
А ты пойди и помоги вместо меня Повису, хорошо? Он вскапывает огород для дяди Уолтера, но ему вредно нагибаться, он был болен. Надень свою блузу, а то перепачкаешься в земле.
– Прошу прощенья, мэм… тетя Беатриса, мама ее стирала, блузу, она в пристройке висит.
– Повис купил тебе две блузы. Вторая здесь. Скажи ему, что я просила его поостеречься и не поднимать ничего тяжелого. Я знаю, на тебя можно положиться, ты за ним приглядишь.
Он ушел успокоенный и, пока она не позвала его обедать, ревностно, тачку за тачкой, подвозил Повису землю. Генри и Уолтер были в поселке с землемером из Падстоу, и их к обеду не ждали. Без всяких напоминаний мальчик умылся и, ослепительно чистый и уже не такой непомерно застенчивый, явился на свой первый урок: «учиться есть, как едят господа».
Когда они встали из-за стола и Беатриса убедилась, что Дик и Гарри уснули после обеда, она взяла шитье и попросила Артура почитать ей вслух любую книжку, какая ему тут понравится. Видя, что он растерялся перед слишком большим выбором, она подошла к книжному шкафу, перед которым он стоял, не зная, что взять: руководство для любителей собирать раковины, математический трактат или «Тома Джонса».
– Попробуй эту, – предложила она, протягивая ему «Робинзона Крузо».
Он сел и начал читать – ровным невыразительным голосом, тщательно выговаривая слова и явно не задумываясь над их смыслом.
Уроки вошли в обычай. Беатриса читала с Артуром каждый день, но очень скоро поняла, что толку от этого нет никакого. Усердный и послушный ученик, он был слишком робок, слишком мало верил в себя, да и мысли его были заняты новым, странным положением, в котором он оказался, и той бурей страстей, которая разыгрывалась у него дома, и ему трудно было сосредоточиться на книге. Кроме того, выбор Беатрисы был, как видно, неудачен. «Робинзон Крузо», которым так увлекались ее дети, ничего не говорил воображению Артура. Надо найти какой-то иной путь к его сердцу.
– Скажи, – спросила она однажды утром. – Ты знаешь какие-нибудь стихи?
– Сти… стихи? А что это, мэм?
– Ну, песни или псалмы. Ты когда-нибудь учил что-нибудь наизусть? Он просиял.
– А как же! Я каждое воскресенье утром говорю маме псалмы. Она так хорошо поет в церкви. Только она забывает слова: читать-то она не умеет. А когда я сперва ей скажу, так уж она не забывает. Понимаете?
– Скажи мне какой-нибудь псалом.
Без тени удовольствия, но и без неохоты Артур покорно поднялся и молитвенно сложил руки.
