– Не разбей башку на тех гиенах, на которых ты согласился скакать, – сказал Гарольд. – Какого черта ты взялся за них, когда все мои лошади в твоем распоряжении? Не понимаю.
– Деньги, – ответил я.
– Хм.
Он не любил, когда я соглашался на левые заезды, но, поскольку я был вольнонаемным, он не мог мне запретить. Гарольд никогда не признавал, что на самых крупных скачках, которые я выигрывал, я скакал на лошадях из других конюшен. И лишь если его припирали к стенке, он говорил, что я скакал на лошадях второго эшелона, которые сбивали с толку тренера и выигрывали неожиданно.
– В следующую субботу в Аскоте я выпускаю двух лошадей Виктора. Чейнмайла и Дэйлайта, – сказал он.
Я быстро глянул на него, но он отвел взгляд.
– Он, конечно, не так, как надо, скакал в Сандауне, – сказал он. – Он все еще на пике формы.
– В Аскоте ему придется туго. Противники там куда сильнее.
Он кивнул и после паузы сказал как бы между прочим:
– Чейнмайл может оказаться лучшим. Зависит от того, кто будет скакать на четвертый день. А ведь еще и случайности могут быть… Лучше прикинем шансы в пятницу.
Воцарилось молчание.
– Шансы на победу? – спросил я. – Или на поражение?
– Филип…
– Не поеду, – сказал я.
– Но…
– Ты скажешь мне, Гарольд, – сказал я. – Скажешь рано утром в субботу, если ты хоть немного мне друг. И я устрою себе острый желудочный приступ. Разлитие желчи. Только рысью. Никаких скачек.
– Но там будет Дэйлайт.
Я стиснул зубы и подавил приступ гнева.
– Мы на прошлой неделе четыре раза выиграли, – натянуто сказал я. – Разве этого для тебя не достаточно?
– Но Виктор…
– Я наизнанку вывернусь для Виктора, если речь будет идти о победе. Передай ему. Так и передай, – сказал я и встал, поскольку сидеть спокойно не мог. – И не забывай, Гарольд, что Чейнмайлу только четыре года, что он очень капризен, хотя и очень быстр. Он несется, как паровоз, и пытается поднырнуть под препятствие, к тому же способен укусить любую лошадь, которая налетит на него. Он дьявол, с ним трудно, но я его люблю… и не хочу помогать тебе погубить его. А ты погубишь его, если сунешь его в дерьмо. Он станет злобным. Ты сделаешь его просто трусливым. Если уж забыть, что это просто непорядочно, это глупо.
– Ты кончил?
– Да уж.
– Так вот. Насчет Чейнмайла я с тобой согласен. Я все это передам Виктору. Но, в конце концов, это его лошадь.
Я стоял молча. «Все, что я сказал, – подумал я, – наверняка и так слишком очевидно. Но пока я работаю для этой конюшни, надежда еще есть».
– Выпить хочешь? – сказал Гарольд. Я сказал, что да, кока-колу. Опасный момент прошел. Мы спокойно поговорили о планах насчет трех других лошадей, и, только когда я уходил, Гарольд намекнул на грядущую катастрофу.
– Если будет необходимо, – многозначительно сказал он, – я дам тебе время заболеть.
На следующий день в Фонтуэлле я скакал на одной лошади Гарольда, которая упала за три препятствия до финиша, и на двух – других владельцев. Я пришел вторым и третьим, получил вялые поздравления, но предложения о работе градом не посыпались. Падение было простым и медленным – заработал синяк, но ничего не повредил.
Горячих перешептываний в раздевалке не было.
Не было новых непристойных выборов в Жокейский клуб и режиссеров, поставляющих кокаин. Не было пожилых лордов, увивающихся вокруг очаровательных куколок. Не было и встревоженных жокеев со сломанной ключицей, страдающих по избитой матери.
Никаких владельцев в тяжелых синих пальто, давящих на послушных жокеев.
Спокойный рабочий день.
Во вторник я на скачках занят не был, потому поездил на обеих лошадях из Гарольдовой конюшни и погонял нескольких на учебных препятствиях. Стояло сырое утро, сносное, но нерадостное, и, казалось, даже Гарольду работа не приносила удовольствия. «Настроение Даунса, – подумал я, возвращаясь верхом через Ламборн, – опустилось на всю деревню. В такие дни жители вряд ли скажут друг другу „доброе утро“.
После двенадцати день был в моем распоряжении.
Съев немного мюсли, я подумал о головоломках из коробки Джорджа Миллеса, но у меня было слишком неспокойно на душе, чтобы долго торчать в проявочной. Я подумал об обещанном визите к бабке и торопливо стал изобретать повод отложить его.
