бритоголовых с колокольчиками, монотонно бубнящих молитвы, ничего такого. Только какая-то девушка с улыбкой тронула меня за плечо и спросила, не куплю ли я хорошенькое пресс-папье.
На ее ладони лежал клинообразный камень, зеленовато-коричневый, полированный.
– Пожалуй, – сказал я. – Сколько?
– Это для целей благотворительности, – сказала она. – Сколько дадите. – Она протянула другой рукой деревянную коробочку с прорезью в крышке, но без каких-либо названий благотворительного общества.
– Что за цели? – весело спросил я, нашаривая бумажник.
– Для множества добрых дел, – сказала она.
Я нашел бумажку в фунт достоинством, сложил ее и всунул в прорезь.
– И много вас, сборщиков? – спросил я.
Она невольно посмотрела по сторонам, и, проследив ее взгляд, я увидел еще одну девушку, предлагающую камушки кому-то на автобусной остановке, а на другой стороне еще одну. Приятные, обыкновенно одетые девушки.
– Как тебя зовут? – спросил я.
Она улыбнулась еще шире, словно это уже было достаточным ответом, и отдала мне камень.
– Большое вам спасибо, – сказала она. – Ваш дар принесет много добра.
Я смотрел ей вслед. Она пошла вниз по улице, вынула еще один камень из кармана своей расклешенной юбки и обратилась к добродушной с виду пожилой леди. Я подумал, что она слишком взрослая для Аманды, хотя это не всегда легко сказать. Особенно, как я понял, оказавшись минутой позже рядом с другой девушкой, если учесть их не от мира сего праведный вид, который они носили, словно доспехи.
– Не купите ли пресс-папье?
– Хорошо, – сказал я, и мы снова пошли по тому же кругу.
– Как тебя зовут?
– Сьюзен, – сказала она. – А вас?
Я в ответ улыбнулся ей, покачал головой и пошел прочь.
Полчаса я покупал пресс-папье. Четвертую девушку я спросил:
– А Аманда сегодня на выходе?
– Аманда? У нас нет никакой… – Она осеклась, и ее взгляд тоже скользнул в сторону.
– Ничего, – сказал я, делая вид, что ничего не заметил. – Спасибо за камень.
Она одарила меня пустой лучезарной улыбкой и пошла дальше, а я немного подождал, пока не смог благопристойным образом оказаться перед девушкой, на которую она смотрела.
Она была молоденькой, невысокой, с нежным лицом, странно пустыми глазами, в анораке и расклешенной юбке. У нее были каштановые волосы, как и у меня, но прямые, совсем не вьющиеся, и сходства в наших лицах я не находил. Она могла быть ребенком моей матери, а могла и не быть.
Камушек, который она мне протягивала, был темно-синим с черными искрами, размером с ладонь.
– Хорошенький, – сказал я. – Сколько?
Я получил обычный ответ и дал ей фунт.
– Аманда, – сказал я.
Она подпрыгнула. С сомнением посмотрела на меня.
– Меня зовут не Аманда.
– А как?
– Мэнди.
– Мэнди как?
– Мэнди Норт.
Я медленно-медленно выдохнул, чтобы не встревожить ее, улыбнулся и спросил, как долго она живет в «Зефире».
– Всю жизнь, – звонко сказала она.
– С друзьями?
Она кивнула.
– Они меня защищают.
– Ты счастлива?
– Да, конечно. Мы вершим Господню работу.
– Сколько тебе лет?
Она снова забеспокоилась.
