По-прежнему было полно самых различных объявлений, реклам. Страничка с предложениями зажигательных эротических бесед пополнилась новыми увлекательными позами девушек под девизом «Прямо в дело!». Цены указаны были с 17-процентным налогом на добавленную стоимость.
Другая реклама была обращена к лучшей половине человечества.
Бюстгальтеры для женщин с большим объемом груди — «мини майзер» и для других — «пуш ап» — «поднять вверх»: «придают сексапильный вид и увеличивают объем на два размера…»
Я отложил газету.
Итак, убийцы Амрана Коэна были найдены и арестованы.
Ими оказались приехавшие из России подростки.
Ясно, что они вряд ли были связаны с московской «пирамидой» и ее крышей…
Между тем ниточки преступления должны были тянуться в Москву. Люди, которые дергали за ниточки персонажей израильского криминального театра, меньше всего могли быть заинтересованы в успехе моей миссии.
Убийство нищего — партнера Марины стояло в ряду последовавших затем новых преступлений: убийств самой Марины, Воловца…
Было ясно, что ниточки, ведущие за границу, оборваны.
Сделать это, учитывая особенности израильского уголовного процесса, было очень легко.
Тут действовало английское право, в основе которого лежал прецедент — решения, вынесенные судами прежде по аналогичным делам.
Адвокатский компьютер по первому требованию выдавал множество сведений о судьбе подобных исков…
Прокурор, от лица государства, и адвокат, уполномоченный своим подзащитным, на любой стадии судебного разбирательства могли заключить между собой сделку.
Адвокат признавал выдвинутое обвинение, если прокурор, в свою очередь, соглашался на приемлемую для подсудимого меру наказания.
Что-то вроде игры в покер. Обе стороны блефовали. Карт до конца никто никому не показывал. Судью суть дела не интересовала. Если стороны не находили общий язык — свое слово говорил суд.
Судья в Израиле назначался пожизненно. Зарплата рядового судьи приравнена была к зарплате министра, а областного — и вовсе к зарплате премьер-министра…
Мое вмешательство было нежелательным не только для братвы, но и для израильской полиции. Поведение гипертрофированных форм дамы в рейтузах и майке вчера на улице Бар Йохай было весьма подозрительно.
Я отогнал неприятное воспоминание.
«Нельзя начинать день с мысли, что ты попал в поле зрения осведомителя полиции, иначе к вечеру тебе начнет мерещиться арест, обыск, черт-те что…»
У меня были все основания остерегаться встречи с израильской
Несколько рядовых обвиняемых по этому делу и сейчас еще ждали суда в тюрьме Шаат. Другие были выпущены под залоги в миллионы шекелей. Их Аль Капоне — О'Брайен давно убыл к себе в Бельгию.
Периодически тут составляли списки находящихся в Израиле выходцев из стран СНГ, подозреваемых в преступной деятельности, а также в связях с международной организованной преступностью. Составление последнего такого списка, по моим сведениям, завершало сейчас Следственное управление полиции Израиля.
Ушедший в отставку Генеральный инспектор полиции Асаф Хефец дал понять, что в этот список включены лица, имевшие израильские и заграничные паспорта.
Внесен ли я в этот список?
У меня были все шансы в него попасть.
Об этом я мог тут узнать, выезжая, прямо в аэропорту.
Неожиданный телефонный звонок заставил меня вздрогнуть. Я успел забыть его громкое завывающее «у-лю-лю…».
Словно летело вниз в колодезь раскручивающееся на веревке ведро…
«Нет мира под оливами…»
Кажется, был такой итальянский фильм.
Телефон звонил, я не снимал трубку, я сидел напротив, у письменного стола. Серебряные фигурки — персонажи китайского цирка, угловатые, в напряженных позах — смотрели на меня с компьютера…
Мне не от кого было ждать звонков.
По-видимому, это была проверка.
Кто-то периодически мог набирать мой номер в надежде узнать однажды, что я в Израиле.
В любом случае следовало быть настороже.
Люди, убившие Амрана Коэна, затем Марину и Волов-ца, не собирались предоставлять мне статус наибольшего благоприятствования.
В отличие от Тель-Авива, обычного крупного промышленного города, на Иерусалиме лежал присущий ему глубокий отпечаток ортодоксального иудаизма.
По субботам абсолютно все до одного торгующие заведения, мелкие лавочки, кафе, киоски, не говоря уже о крупных, были закрыты.
Общественный транспорт не работал.
Деловая жизнь полностью прекращалась.
Звонить по телефону людям, степень религиозности которых неизвестна, в этот день считалось непринятым.
По этой причине невозможно было договориться о встрече с адвокатом «Лайнса», хотя и необходимо было как можно скорее положить в сейф документы, связанные с долгом Яцена и его виллой в Кейсарии.
Выпив чашку кофе, я вышел из дома.
В сквере под деревьями уже были разожжены мангалы, пахло шашлыками… Вдоль улицы были припаркованы машины.
Израильтяне вставали рано.
Особенностью района было отсутствие замкнутых огороженных дворов. В сущности, это была одна возвышенность, опоясанная на разной высоте извилистыми улицами, повторявшими профиль горы.
Я пересек ее, спустившись на Бар Йохай прямо к дому, указанному мне накануне тучной дамой в рейтузах и майке.
На галерее внизу играли дети. Балконы были завешаны детским бельем. Марокканские семьи славились своей многочисленностью.
Я прошел вдоль подъездов.
Только две фамилии на смежных почтовых ящиках оказались со знакомыми корнями…
«Терпение, умение и везение…» — гласила мудрость, которую я когда-то прочел в «Настольной книге следователя».
Мать Лены стояла на пороге.
Костистая, большая. Мне показалось, что одна нога у нее чуть короче другой.
Так и оказалось. Все остальное было уже несущественно: серьги, какие-то брошки, красная шелковая нитка «от сглаза» на кисти…
«Учительница младших классов…»
— Извините, здравствуйте. Я должен с вами поговорить по поводу Бориса…
Женщина оглянулась. В квартире кто-то был.
— Может, потом?.. — спросил я едва слышно.
Учительница услышала. Махнула рукой.
— Входите, Я сейчас…
В комнате сидела крупная, расплывшаяся девица. Под майкой тяжело лежала уродливая грудь, короткие мятые шорты открывали белые большие ляжки.
