— Послушай! — Густав перехватил ее руки, уверенно двинувшиеся к его ремню. — Тебе никогда не хотелось отсюда выбраться?
— Зачем? — Лаура замерла, прекратив попытки расстегнуть пряжку.
— Чтобы не заниматься тем, чем ты занимаешься.
— Это естественно, сладкий, разве не помнишь? По-моему, я тебе говорила об этом три минуты назад.
— Естественно заниматься сексом со всеми подряд под присмотром отца с матерью?! Прости, но я не могу этого понять. Ты умная, сообразительная, красивая, как можно тратить свою жизнь на это?
— У тебя найдутся иные варианты растрат?
— Конечно же!
— Например?
— Например, уйти отсюда к чертовой матери.
— Это единственный вариант, сладенький. И как ты думаешь, сколько времени я продержусь вне дома одна? День, неделю, месяц? Через сколько меня изнасилуют дикари? Как долго ждать момента, пока не поймают мутанты, не четвертуют и не съедят? Тебе легко говорить, у тебя есть пушка и корабль, но что делать мне?
— Бороться.
— Бороться?
Лаура резко двинулась вперед, соскочила со стула и оседлала странника. Он упал на кровать.
— Как ты считаешь, у меня хватит сил бороться?
— Наверное. Но есть лучший выход: ты можешь найти общину, где тебя не будут эксплуатировать, как резиновую куклу.
— Где же я ее найду? Если бы все было настолько легко, как ты описываешь, меня бы давно и след простыл! Но это невозможно. Я уже привыкла. Я сдалась.
— Неужели никто ни разу не хотел забрать тебя отсюда?
Лаура задумчиво заправила за ухо выбившийся локон.
— Был один. Симпатичный.
— И?
— Я отказала.
— Почему?!
— Он был бесперспективным. Ходоком. Без корабля. Путешествовал по миру в одиночестве. Что бы я приобрела, уйдя с ним? Только все бы потеряла. Он жил у нас целую неделю, все меня уговаривал. Я отказывалась.
— А потом?
— А потом он начал уговаривать мою сестру. Видимо, любовь у него новая к ней возникла, как ты говоришь. Пришлось пожаловаться отцу, и он его выгнал, когда у бедняги кончились средства на оплату жилья.
— Лишь когда кончились?
— Да. Агний не упустит своей выгоды.
— Это не то, — сказал странник. — Ты ему нужна была в том качестве, в каком находишься и здесь.
— Шлюхи? Ну да. А ты, что ли, меня забрать хочешь, сладкий? В другом качестве, типа художницы или ассистента, а?
— Я могу тебе помочь. Отвезти подальше отсюда. Знаешь, — Густав прикрыл глаза и тут же почувствовал на шее теплое дыхание Лауры, — однажды я уже пытался изменить жизнь нескольких людей. Вырвать их из болота. Но никто из них не пошел вслед за мной, у всех находились причины. Вот и у тебя тоже.
— Может быть, дело в том, что ты другой?
Настойчивые пальцы пролезли под футболку и теперь блуждали по телу Густава.
— Я такой же, как и все, я — человек.
— Не согласна, сладенький. Ты привык смотреть на вещи под одним углом, не принимая во внимание тот факт, что у других есть свои углы и правила. Ты эгоист. И это мне нравится. Во всяком случае, сейчас. Эгоисты сладкие на вкус.
Звякнула пряжка ремня, и прошелестела молния. Густав задрожал.
— Я постоянно хочу сделать что-то хорошее, — сказал он. — Но у меня не выходит.
— Неудивительно. Разве можно сделать в плохом мире что-то хорошее? Не смеши меня.
— Почему нет?
— Потому что, что бы ты ни создавал, находясь по горло в дерьме, оно все равно в нем запачкается. Можешь высекать шикарные статуи из белого мрамора, толку-то?
Футболка, снятая через голову, на мгновение закрыла лицо Густава, погрузив его в кромешную тьму. Он чуть приподнялся, подняв руки, и Лаура швырнула его одежду на пол.
— У тебя много шрамов, — прошептала она. Ее палец следовал по телу странника замысловатым маршрутом, прокладывая кольцевые возле сосков и пупка, закладывая извилистые виражи возле старых и свежих ранений и просто прочерчивая прямые вдоль ребер, заставляя Густава слегка улыбаться от щекотки. — Кто-то причинял тебе боль всю жизнь, сладенький.
— Это всего лишь раны. Но…
Густав замолчал, когда палец Лауры замер на его правом плече и ее ноготь слегка надавил на широкий и короткий белый шрам.
— Всего лишь? — спросила Лаура. — Ведь ты вспомнил сейчас что-то, когда я нажала на эту кнопку, сладенький, расскажи.
— Это был странник, — неохотно произнес Густав. — Мы не поделили с ним магазин. Мне тогда стукнуло лет пятнадцать, а ему было больше тридцати. Я пытался урегулировать все на словах и победил, по-настоящему победил его, потому что он был тупым и агрессивным. Я думал, что слова много значат в нашем мире. И повернулся к нему спиной. А он…
Странник рукой прижал ладонь Лауры к шраму. Она закусила губу и тяжело задышала, слегка вращая бедрами.
— Он всадил мне крюк в плечо. Исподтишка. Я думал, что он мне руку вырвет.
— И как ты ответил? Сделал ему что-то хорошее?
— Сначала я прострелил ему ногу. Потом яйца. Потом плечо. И…
— Голову?
— Нет. Я оставил его умирать, — сказал Густав.
Бедра Лауры двигались все быстрее, и она прижималась к вздувшейся плоти странника с удвоенной силой.
— И ты веришь, что поступил неправильно?
— Говорю же, это в прошлом. Но я бы предпочел, если бы он тогда послушался меня и просто отвалил. Законченные идиоты представляют угрозу не только для себя, но и для других.
— Это был единственно верный вариант. — Лаура лизнула шрам странника и заскользила в направлении его уха.
— Да. Других просто не было.
— И он бы не изменился в лучшую сторону, если бы ты хоть на собственной спине вывез его куда-то в другую жизнь. Ведь он сам был странником, властелином своей судьбы. Все, что происходит в этом мире с людьми, зависит не от тебя, а от самих людей. И ты можешь помочь только себе.
— Но я… О, боги!
Раскаленный влажный язык девушки проник в ушную раковину, и странник вытянулся в струнку, ощущая непомерную, каменную напряженность внизу живота.
— Помоги себе сам, и жизнь наладится. Не думай о других, сладенький, век короток. А у тебя, как ни у кого другого, есть шанс его продлить. Не стоит тратить силы на то, чтобы пытаться изменить жизнь таких людей, как я. Мы не хотим изменений.
— Наверное, не стоит, ты права. — Сейчас Густав мог согласиться с любыми доводами Лауры.
