1 Сенека. Нравственные письма, LXVI, 46.
2 Musonius Rufus. Reliquiae, XXXVI; цит. в: Плутарх. О подавлении гнева, 2, 453d.
* Ср. это место в русском переводе Я. Боровского: 'Кто хочет пребывать в благополучии, тот должен всю жизнь проводить как нуждающийся во врачевании'.-Прим. ред.
3 Сенека. Нравственные письма, XVII, 5; De brevitati vitae, VII, 5.
4 Seneca. De brevitati vitae, XXIV, 1.
5 Сенека. Нравственные письма, I, 1.
6 Там же, XIII, 1; О счастливой жизни, XXIV, 4.
7 Seneca. De tranquilitate animi, III, 6.
8 Ibid., XXIV, 2.
9 Сенека. Нравственные письма, LXXV, 118.
10 Там. же, LXXIV, 29; De tranquilitate animi, XVII, 3. 11 Seneca. De brevitati vitae, XVIII, 1.
12 Сенека. Нравственные письма, II, 1.
13 Там. же, XXXV, 4.
лучше к своему назначению и, оставив пустые надежды, самому себе — если есть тебе дело до самого себя [sautoi boethei ei ti soi melei sautou],-помогай как можешь'1*. Но наиболее утонченной философской разработкой этой темы отличаются, несомненно, сочинения Эпиктета. В его Беседах человек определяется как существо, посвятившее себя заботе о себе. В этом состоит его главное отличие от прочих живых существ, которые 'все необходимое телу' находят 'готовым', — поскольку они созданы 'не ради самих себя, а для служения, было бы нецелесообразно сотворить их нуждающимися еще и в другом'2. Люди же, напротив, должны сами о себе печься, однако вовсе не оттого, что из-за какого-то изъяна человек ущербнее зверя и уступает ему в самодостаточности и совершенстве, но оттого, что бог угодно было предоставить нам свободно располагать собой, наделив 'способностью разума', которая не просто заменяет отсутствующие естественные данные, но и позволяет 'постигать' и использовать по мере необходимости прочие способности; более того, эта уникальная способность, и 'только она одна', может обращаться к себе, избирая в качестве объекта изучения 'и самое себя, и все остальное'3. Увенчав разумом данное природой, Зевс даровал нам возможность и вменил в обязанность заниматься собой. Именно постольку, поскольку человек свободен и разумен, и свободен в разуме, он является существом, предназначенным заботиться о себе. Бог придал тебе иную форму, нежели Фидий мраморной Афине, — учит Эпиктет, — с неподвижной и окрыленной победой в вечно простертой руке. Зевс 'не только создал тебя, но и тебе одному вверил и поручил тебя'4. Таким образом, забота о себе для Эпиктета — это привилегия-и-долг, дар-и-обязательство; она обеспечивает нам свободу, вынуждая принимать самих себя как предмет всей нашей деятельности5.
______________
1 Марк Аврелий. Размышления, III, 14.
* Еще более определенно в старом русском переводе С. Роговина: 'Пора угомониться. <…> Итак, спеши к цели и, оставив пустые надежды, сам, пока еще не поздно, приди себе на помощь, если только ты сколько-нибудь заботишься о самом себе'. — Прим. ред.
2 Эпиктет. Беседы, I, XVI, 1–3.
зТам же, I, I, 4.
4 Там же, II, VIII, 18–23.
5 См. М. Spanneut. Epiktet//Reallexikon fur Antike und Christentum.
Когда философы советуют заботиться о себе, они требуют такого рвения не только от тех, кто избрал жизнь, схожую с их собственной и не только на то время, которое мы проводим в их обществе. Этот принцип пригоден для всех, всегда и на протяжении всей жизни. Можно не знать правил живописи или игры на цитре, — замечает Апулей, — это вовсе не порок и не ведет к бесчестью; но правило, 'равно необходимое для всех людей', заключается в умении 'совершенствовать свою душу с помощью разума'. Случай Плиния может служить наглядным тому примером: не следуя какому-либо определенному учению, он строил свою карьеру согласно требованиям чести, занимался адвокатской и литературной деятельности, и вовсе не думал порывать с миром. Вместе с тем, всю свою жизнь Плиний неустанно заботился о себе, и эта забота была, видимо, самым важным из его занятий. Когда его еще юношей послали в Сирию по делам военной службы, он прежде всего постарался сблизиться с Эвфратом, надеясь не только послушать его лекции, но и постепенно сойтись с ним ближе, внушить ему любовь к себе и извлечь пользу из уроков этого учителя, который преследовал 'пороки, но не людей'1. И когда впоследствии, по возвращении в Рим, ему случилось отдыхать в своем Лаврентийском поместьи, он проводил дни, занимаясь собою: '…Читаю, пишу или даже уделяю время на уход за телом <…> разговариваю только с собой и с книжками'2.
Итак, в деле заботы о себе возраст не играет роли: 'Для душевного здоровья никто не может быть недозрелым или перезрелым', — как сказал Эпикур. 'Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, будто быть счастливым еще рано или уже поздно. Поэтому заниматься философией следует и молодому и старому:
первому — для того, чтобы он и в старости оставался молод благами в доброй памяти о прошлом, второму — чтоб он был и молод и стар, не испытывая страха перед будущим'3. По словам Сенеки, учиться жить всю жизнь — значит превратить свое существование в непрерывное упражнение, и если важно
______________
1 Плиний Мл: Письма, I, 10. 2 Там. же, I, 9. 3 Диоген Лаэртский, О жизни… философов, X, 122.
рано начать, еще важнее — никогда не расслабляться1. Сенека или Плутарх обращаются уже не к отрокам, жадным и робким, которых призывал заняться собою Сократ Платона или Ксенофонта. Это мужчины, мужи. Серен, например, которому адресован De tranquilitate (наряду с De constantia и, возможно, De otio)*-молодой родич и протеже Сенеки — ничуть не похож на мальчика в 'годы учения'. Во времена De tranquilitate это провинциал, только что приехавший в Рим и все еще колеблющийся в выборе карьеры и образа жизни, но уже вступивший на путь философии; его нерешительность главным образом касается вопроса о том, чем этот путь следует завершить. Луцилий же, вероятно, лишь немногим моложе Сенеки. Прокуратор Сицилии, он шестидесяти двух лет от роду затевает оживленную переписку с Сенекой, в ходе которой тот излагает ему принципы своей мудрости и описывает ее практическое применение, рассказывает о своих недостатках, слабостях, все еще не завершенных битвах, порой даже просит совета. Между прочим он, нимало не смущаясь сообщает, как сам, уже на седьмом десятке, слушал лекции Метронакса2. Вполне зрелым людям адресованы и трактаты Плутарха, которые содержат не только общие размышления о добродетелях и пороках, о счастье души и жизненных невзгодах, но и наставления, о том, как себя вести, — часто в совершенно определенных ситуациях.
Это упорство взрослых мужей в заботе о своей душе, это рвение, с которым они, точно школяры- переростки, ищут философов, которые бы указали им путь к счастью, раздражало многих, в том числе, и Лукиана. Так, он высмеивает Гермотима, который встав посреди улицы, бормочет, пытаясь вытвердить заданный урок. Достигнув преклонного возраста, этот человек уже двадцать лет, как решил не иметь дела с несчастными смертными и рассчитывает, что ему понадобится еще добрых два десятка лет, чтобы достичь блаженства. Гермотим
_____________
1 См. также Сенека. Нравственные письма, LXXXII, 76; ХС, 44–45.
* Трактаты Сенеки: De tranquilitate animi — 'О спокойствии духа'; De constantia sapientis — 'О постоянстве мудреца'; De otio sapientis — 'О досуге мудреца'. — Прим. ред.
2 Сенека. Нравственные письма, LXXVI, 1–4. См. также A. Grilli. II problema della vita contemplativa nello mondo grecoromano.- P. 217–280.
начал заниматься философией сорока лет (о чем сам и сообщает несколько ниже) и, следовательно, четыре последние десятилетия своей жизни посвятит-таки заботе о себе под руководством наставника. А его собеседник Ликин потехи ради заявляет, что ему-де тоже уже исполнилось сорок и приспела пора изучать философию: 'Итак, возьми меня с собой, — обращается он к Гермотиму, — и веди тем же путем'1.
