– Вы что, собираетесь куда-то ездить?
– Конечно. Нас же прислали работать, а не сидеть в лагере. На днях мы направляемся в столицу.
Это еще полбеды. Туда духи точно не сунутся, а по дороге наверняка дадут кого-нибудь в охрану.
Сразу прикидываю шансы попасть в охранение. Вряд ли они велики. В лагере два батальона, это уже шесть рот, да еще разведчики, которые тоже приложат все силы, чтобы сдувать пылинки с женской половины ученой братии. Да и в местный город, тем более – столицу, хочется попасть каждому.
– Даша!
Группа ушла довольно далеко, и девушка картинно вздыхает.
– Ну, вот. Пора.
– Подождите. К вам все еще можно заглянуть?
Ради встречи я даже, кажется, готов пожертвовать сопутствующими бане удовольствиями. Но не самой баней, все же являться на свидание грязному – натуральный моветон.
– Завтра, – улыбается Даша. – Сегодня будет объединенный ученый совет, и понятия не имею, сколько он продлится. Знаете же, как некоторые любят поговорить!
Даша убегает. Некоторое время смотрю ей вслед и даже не замечаю, как сзади подходит Хазаев.
– Какой офицер без женщин? – улыбается комбат. Он тоже еще не расстался с оружием, и мы представляем собой весьма воинственную парочку. – Гусар ты, Андрей!
– Каков есть.
– Тогда ответь командиру, что было в жизни гусара, кроме прекрасных дам?
– Водка.
– Ответ неправильный. Нет, водка тоже была, но главное – служба. Намек понят?
– Интересно, – пока мы идем, интересуюсь я, – гусары тоже после каждого боя писали всевозможные рапорты?
– Ты что, первый день в армии? Для начальства рапорты – самое главное в службе. Иначе как штабы оправдают свое существование? Писали, и еще как писали. Денис Давыдов целый дневник партизанских действий написал.
– А мы – антипартизанских.
– У каждого своя судьба, – пожимает плечами Хазаев.
С бумагами мы управляемся быстро. Как раз, когда рапорты написаны, приходит полкач.
Приходится рассказать ему о проведенной операции. Равно, как и обо всем увиденном в кишлаке. Подсознательно ожидаю разноса за первоначальное промедление и походу к халату, однако подполковник ни слова не говорит в укор. Напротив, еще называет молодцом и объявляет все мои действия правильными.
– Завтра к нам должен прибыть наш посол, – доверительно сообщает полкач. – Надеюсь, он разъяснит хоть что-нибудь из местной ситуации. Там и решать будем, как лучше поступить.
Небывалый случай – за Врата проведен лишь наш полк, если не считать ДШБ и, наверняка, всякие спецгруппы. Потому подполковник неожиданно превращается в некое подобие главнокомандующего. По крайней мере, на данный момент. Старше его по званию или должности никого нет, хотя, кто знает, надолго ли? Генералов в родной армии с избытком, вполне может в ближайшее время появится пара-другая, да еще со всевозможными полномочиями.
А что? Имеется отдельный воинский контингент, пусть даже не ограниченный, а крайне ограниченный, и как тут обойтись без командующего и соответствующего штаба? Для такой благородной цели даже людей можно подогнать. Не полк, так хоть батальон, вот уже и получится группировка.
Другой вариант – присоединить десантно-штурмовой батальон к полку и назвать нас бригадой. Тогда подполковник действительно станет единовластным начальником по эту сторону Врат.
Что думает Николаич по данному поводу – совершенно непонятно. Конечно, лестно быть старшим командиром, но с другой стороны – мера ответственности. Обстановка малопонятна, неясно даже, что мы обязаны делать, а что – не имеем права ни при каких обстоятельствах. Командовать легко только при взгляде со стороны. Порою хочется хотя бы четких инструкций.
Я едва успеваю подумать, мол, полкач хоть не клеймит нас уже привычными словами, и подполковник тут же меняет тему разговора:
– Сегодня отдыхайте, но завтра чтобы все были свежими и бодрыми. Всем одеться строго по форме. Наметить графики занятий и приступить к их проведению. И никаких вольностей. Иначе пройдусь с обезьяной.
Последнее – нешуточная угроза, и мы невольно поднялись.
– Разрешите идти, товарищ подполковник? – спросил Хазаев.
– Идите.
Выйти мы не успеваем. В штаб заходит командир первого батальона майор Пронин. Ну, попалась человеку такая фамилия, и что с того?
Очки придают комбату довольно мирный вид, пухлые щеки небриты, словно и его подразделения участвовали в операции.
– Майор, – поднимается ему навстречу полкач. – Почему в расположении вашего батальона бардак?
Тон командира меняется. Не знаю, в чем провинился комбат-один, да и узнавать не хочу. У каждого свои огрехи по службе, сегодня же для нас – банно-рюмочный день, и стоит ли его портить лишними проблемами?
Но перед баней я еще заскакиваю в медпункт. Не слишком гигиенично заходить в медицинское заведение пропыленному и непомытому, да еще и с автоматом, с которым я никак не расстанусь, но все же это не госпиталь.
– Как ты, Костиков?
Боец пытается встать с кровати, но я лишь машу рукой, лежи, мол, не то здесь место.
– Врач говорит, все хорошо, товарищ старший лейтенант. Не рана, а царапина. Мне даже неловко с такой лежать.
Так я и поверил! Кто же из солдат откажется отдохнуть неделю ли, месяц, особенно, когда болезнь или рана действительно не причиняют страдания?
В доказательство Костиков сгибает и разгибает раненную руку, демонстрирует, что страшного ничего нет.
Похоже, парню действительно повезло, если ранение можно считать везением. Но ведь бывает намного хуже.
Я еще некоторое время беседую с раненым, пока в практически пустую палату не влетает наш полковой эскулап. Он сразу обращает внимание на мой внешний вид и начинает нудный разговор об антисанитарии, которую некоторые безответственные офицеры разводят в лечебном учреждении.
С каких пор медпункт превратился в целое учреждение, непонятно. Я просто не спорю. Врач – человек нужный.
– Уже ухожу, – я в самом деле встаю. – Поправляйся, Костиков. Постараюсь завтра зайти. Представление на орден я уже написал.
Доктор выпроваживает меня, даже доводит до выхода.
– С ним все будет в порядке?
– Конечно. Я предлагал эвакуацию, но он отказался. Говорит, не хочет покидать полк. По-моему, просто хочет посмотреть на этот мир. В принципе, я особо не настаивал.
– Спасибо, доктор.
– В данном случае особо не за что, – смеется эскулап. – Но. Андрей, больше в таком виде сюда, пожалуйста, не ходите. Хоть умойтесь прежде.
– Постараюсь, – настроение врача передается и мне, и я ухожу довольный и окрыленный.
Раз медицина весела, поводов для грусти не имеется.
– Помяните мое слово, сейчас как зачастят проверяющие, вздохнуть некогда будет, – Плужников, разумеется, не мог пропустить баньку, и теперь сидел с нами.
Вместо «вздохнуть» было произнесено более емкое и точное слово, но стоит ли ему удивляться в сугубо мужской компании?
