— А так и найдем, сами знаем — где…
Это звучало угрожающе. Оружие у нас хранилось в крепости, — его назначение было совсем иное, во всяком случае не для этого батальона. Затем шел транспорт из Копала — там было оружие плененной белой армии. Отдел снабжения сообщал, что транспорт этот движется медленно и находится пока недалеко от Копала…
— Нам нельзя без оружия, никак нельзя, — выкрикнул резкий голос из толпы.
— Товарищ, выходи сюда говорить, чтобы все слышали, — предлагаем мы.
— Ничего, и здесь постоим, кому надо — услышат…
Окружающие дружно, сочувственно рассмеялись. Это нам как бы пощечина: не на таких, дескать, напали дураков, чтобы ораторов вам тут на вид ставить.
— Все говорили, со всех и ищи потом, ежели што…
— Нам нельзя без оружия, — выкрикнул вновь тот же самый голос, — потому киргиз вы начали вооружать… Войска киргизские равнять, а нас — вон отсюда, из Семиречья-то…
Настроение толпы вдруг вскочило еще выше, отклики-протесты посыпались горохом.
— Гнать из Семиречья? С земли? Одних вооружать, а других — вон? Нет, погоди… постой… не удастся… увидим еще… Нет, брат…
Мы разъяснили — почему и для чего создаем Киргизскую бригаду, но по холодным, суровым лицам слушающих прыгало откровенное недоверие: ладно, мол, болтай, что хочешь, а мы знаем.
Перепалка в казарме длилась часа четыре.
Уж чего-чего только они нам не советовали, о чем не спрашивали, чего не требовали:
Всех киргизов немедленно разоружить или выслать их из области, а дальнейшее формирование — остановить.
Армию на отдых и на работы отпустить по домам на целый месяц.
Всех пленных офицеров, которые где-либо теперь у нас работают, немедленно с работы снять и расправиться с ними «соответственно».
Прекратить
Воспретить трибуналам расстреливать неповинных людей…
Словом, требований было предъявлено нам великое множество. На каждый вопрос, как бы он ни был нелеп и дик, мы просто и серьезно старались ответить, отбросив полемический гнев, то и дело сдерживая себя от готовой сорваться с губ обиды и злости.
Когда же в бешеной пляске проклятий, оскорблений, хулиганских выкриков, метавшихся подобно воронью над головами, вопросы исчерпались и стали без толку повторяться вновь и вновь — мы поторопились окончить эту позорную, отвратительную бутаду.
— Итак, скоро вам по приказу выступать на Ташкент! — говорили мы уходя.
— Никуда не пойдем…
— Как не пойдем, — значит, приказ не признаете?
— Вооружить всех, иначе и месяц и два будем стоять, а из Верного не уйдем… Вооружить немедленно!
— Мы же вам объяснили, товарищи…
— Да нечего и объяснять было — зря старались, — срывали нас на полуслове. — Вот двадцать шестой придет, мы сами тогда
— Двадцать шестой далеко, он за вами пойдет…
— Нет, не за нами… Мы подождем…
Выяснилось, что с быстро катившим сюда 26-м полком у них уже установлена связь, и ждут они его с часу на час.
Чего тут дальше болтать вхолостую, — мы вскочили на коней, медленно отъехали за казармы и пустили карьером, словно хотелось как можно скорей умчаться от этого гиблого, гнилого, зловонного места.
А когда поехали шагом — держали беседу-совет.
Видим: настроен батальонишко пакостно.
Казалось бы, было самое для нас простое и подходящее, — обезоружить скандалистов, вызвать и выловить зачинщиков, махровых хулиганов, а остальных выпихнуть быстро на Ташкент, согласно приказу. Чего тут церемониться с этакой братвой?
Но дело обстояло не так-то просто. Прежде всего — срок выступления батальона на Ташкент еще не пришел, а ежели мы прежде времени разоружим его «за неподчинение»:
«Позвольте, — скажут нам, — мало ли что кто болтал на митинге, это все были пустые разговоры. А батальон в свой срок уйдет. За что же вы оскорбляете: обезоруживаете, наказываете нас?»
И пошла и пошла бы кутерьма: не распутаешь.
Зачем — что значит отнять девяносто две винтовки?
Они же все равно, эти девяносто две, не решают никакого события. Не в них главная угроза.
И, наконец, обезоружив, — ой, как мы накалим атмосферу! А ведь здесь, в Верном, часть 25-го полка, тоже настроенного буйно, здесь караульный батальон, вполне с джаркентцами солидарный… Нет, нет, не стоит и гусей дразнить. Посоветовались мы на ходу и решили пока что батальон не трогать.
Это было 11 июня, часов в пять вечера.
В областной семиреченской «Правде» некий смутный репортер писал:
«Изживая первую стадию революционной борьбы — борьбу разрушительную на кровавом фронте, переходя на бескровный фронт, на борьбу с экономической разрухой и массовой темнотой, сам собою подымается на поверхность вопрос о привлечении в ряды борцов всех трудоспособных слоев общества на эти бескровные фронты труда.
Предыдущий опыт достаточно сильно убедил, что для успешного и скорого проведения в жизнь какого бы то ни было дела или начинания необходимо вначале объединить имеющиеся в стране трудовые силы и пробудить в них сознательное, а следовательно, и воодушевленное отношение к данному начинанию.
Безусловно сознательное и воодушевленное отношение к делу возможно только при наличии известных принципов, положенных в основу дела, характеризующих предшествовавший причинный момент и приблизительно в такой же мере освещающий конечный результат.
Эти принципы хорошо известны членам РКП, и они с огромным воодушевлением и дисциплиной выполняют всякую работу. Что же касается беспартийных масс, до сих пор стоящих в стороне от активного социального строительства и даже во многих случаях не проявивших своего отношения к Советской власти, приходится информировать их о принципах и задачах партийного строительства, чтобы путем обмена мнений на деловом собрании вызвать их к активному участию в создании социального строя.
С целью привлечь беспартийные массы красноармейцев к сознательному активному участию, в связи с переводом армии на трудовое положение, в борьбе с экономической разрухой и к строительству новой жизни на социалистических началах была созвана беспартийная конференция красноармейцев Верненского гарнизона на 10 июня 1920 года.
В назначенное время эта конференция была открыта и начала рассмотрение предстоящих вопросов пением „Интернационала“.
На повестке дня стоит семь очень важных по сложности и по содержанию вопросов:
1. Текущий момент.
2. Экономическая политика Советской власти.
3. Национальный вопрос и национальная политика.
4. Военная политика Советской власти (в частности военные специалисты).
5. Задача Советской власти и советское строительство в Туркестане (в частности о среднем крестьянстве).
6. Земельный вопрос.
7. Текущие дела.
