Подлинный подписали
Председатель Реввоенсовета
Его товарищ
Члены:
Составлялся он вечером 12-го, а опубликован был только на следующий день поутру.
Кончался первый день мятежа. Крепость гудела неумолчной тревогой. Никто не спал. Ночь подступала такая же беспокойная, как беспокоен был день от ранней зари. Красноармейцы наловчились из закрытых бочонков добывать спирт, обманывали бдительность расставленной Шегабутдиновым и Сараевым охраны из верных ребят, сосали и тянули тут же в крепости, а потом, пьяные, рвались на улицы, на бульвары, с песнями, гвалтом, разгульным буйством… Носились и пьяные разъезды, — эти гикали и орали дико, грозно, зловеще, словно мчались в атаку. Жители давно попрятались. Окна наглухо застегнуты. Весь город замер, напрягся в ожиданье пьяных бесчинств и расправ. Остатки нашей охраны стояли по углам: это ребята из партийной школы. Ватаги мятежников их трогать боялись: все были еще уверены в огромных силах, скрытых нами в особом и в трибунале… Кончался первый день мятежа. Что-то будет ночью, что будет завтра?
В крепости, словно в камере тюремной, — за решетчатыми окнами, в глухой, полутемной комнатке ночью заседал боевой ревком: Чеусов, Шегабутдинов, братья Щукины, Вуйчич, Букин, кто-то еще. Обсуждали разное: про силы крепости, силы штаба, надежна ли крепость как боевая точка, хватит ли оружия…
Только за полночь — шумно ввалились пьяные Петров с Караваевым, а сзади них целая толпа:
— Тут что, все обсуждаете? А дело не делаете. А враги все на свободе… Эх вы!
В приотворенную дверь один за другим протискивались спутники — скоро комнатушку забили битком. Под окно подступила гудящая густая толпа, сквозь решетку слышала-слушала она эту брань, сочувственно волновалась, подбадривала выкриками пьяных вожаков.
Держит речь Караваев. Взвизгивает нервным, срывающимся голосом, взмахивает кулаками в такт своей буйной речи.
— Болтуны… подлецы, хвастунишки! Мы три месяца готовили с Петровым восстанье, а вы что? Только все болтовней занимаетесь, дела вам нет никакого. А тут — три месяца! По конюшням да за казармами, как воры, прятались… Особый слежку за нами… Помощи нет никакой… А тут шпиёны кругом… Ладно вот Букин да Вуйчич поддержали, в караульном помогли… А то бы ни пикни, сунуться некуда. Теперь-то уж что, теперь растрясли второй и двадцать пятый, оба с нами, и в двадцать шестой послали делегацию. Настал момент, и надо действовать, а не болтать тут словами, — только и дела вам, что языки чесать! Братва в Узун-Агаче, Каекелене, Талгаре, да и везде — с нами, готова… Везде свои поставлены ребята, и никакая сволочь теперь не уйдет. Только не выпустить надо, не дремать, а сразу захватить особотдел и послать, куда они нас всех посылали — красноармейцев, проливавших два года свою кровь… «Кумурушка»[26] сбежал на луну, так надо скорей захватить остальных, чтоб и они не сбежали. Нужно быстро действовать, а то будет поздно…
Взволнованно Караваеву в ответ зарокотала сочувствием красноармейская толпа:
— Чего там… Правильно… Делать надо, не ждать…
Эти выкрики сразу накалили атмосферу, заострили положенье.
— А что смотрите, — кто-то крикнул вдруг из толпы, — средь вас шпион! Что его тут держать, дайте сюда, на луну мы пустим…
Никто не называл фамилии, но поняли разом, о ком тут речь. Толпа вздрогнула, словно рванул ее электрический ток. Момент — и все будет кончено.
Петров скакнул, как зверь. Шегабутдинова в широченную спину прямо с размаху ахнул прикладом. Тот только крякнул, вмиг обернулся:
— Что ты?
Еще бы миг, один только миг молчания и новый один удар — остервенело кинулась бы дрожавшая толпа, прикончила жертву.
Но крикнул Чеусов:
— Ты что, Петров, брось — брось… Шегабутдинов — свой, он работает вместе с нами.
Петров смущенно потупился, тихо отошел, и в тот же миг толпа обмякла, словно пружина, только что утерявшая силу…
— Ты, брат, того — не обижайся, я так…
Шегабутдинов ни слова ему, только от боли поводил спиной да кривил багровыми сухими губами. Петров разорвал неловкое молчание, неистово, зычно заговорил:
— Что Караваев, то и я: все правда… Давно мы начали все готовить. И сколько намучились — только знаем про это сами… Да… Оно тово… А главное — торопиться надо… Скорей надо дело делать!
И опять ворвался-заговорил Караваев:
— Нам поручили с Петровым обрезать провода… А как поехали, на разъезд штабной попали. Они задерживать, а мы им пропуск… Отпустили… Ничего… Мы в Кучугур к старику одному, там и самогонки хапнули… — Караваев лукаво улыбнулся, ухмыльнулись, облизнулись стоявшие кругом.
— Правда, — продолжал он, — перерезали, теперь «им» не с кем говорить по телефону. Надо скорей только, не выпустить чтобы из них ни одного…
И Караваев шмыгнул по всем сторонам хитрым взглядом, ожидая сочувственных слов.
— Караваев правду говорит, — глухо прогудел Букин, — надо торопиться, потому — красноармейцы бунтуют…
— Идти требуют, — вставил за ним и корявый Вуйчич. — Дальше, говорят, терпеть не можем, требуем, чтобы на штаб вели немедленно…
Чеусов важно провел рукой под пышными усами, выцедил самодовольно:
— Что ж, можно. Боевой совет готов.
Шегабутдинов все время молчал. После удара прикладом он понял, что каждое лишнее слово может тут испортить всю его «карьеру» и что верить ему так, как верят Караваеву и Петрову, — никто не поверит. Но момент был исключительный, — все ставилось на карту: крепостники согласны и готовы выступать… Они решили… Что дальше — когда разгромлен будет штаб? Скорее, скорей им поперек!
— Товарищи! — обратился Шегабутдинов… — Вы постановили выступать на штаб, а я вам вот что советую…
— Чего еще там? — заворчали из толпы.
— Я советую, — продолжал он, — лучше сначала договориться, — не сразу идти, а договориться, потому что они там — все же законная власть…
— Мы сами власть, — прозвенел злой выкрик, — какая там еще законная нашлась…
— Это, значит, война, опять война пошла, — настаивал Шегабутдинов. — Потому что вы на штаб, а они из особого и трибунала всю силу выпустят на вас: у них же пулеметы, вы сами знаете…
Угроза подействовала. Чеусов первый заколебался:
— Я тоже думаю… я тоже думаю, товарищи, чтобы… поговорить сперва.
— Конечно, попытать, — поддержал его Василий Щукин.
Поддержало еще несколько голосов. Стали обсуждать, как и когда наладить в штадив делегацию. Но раньше того — звонили по телефону. Петров и Караваев зловеще молчали, не принимали участия в обсужденье. Переглянулись-перемигнулись с Вуйчичем и Букиным, вышли во двор. Дело с делегацией без них вовсе расклеилось, и скоро присутствующие, один за другим, тоже ушли; остались только Чеусов, Щукин Василий да Шегабутдинов… Был третий час ночи… Устало повалились на полу и только стали задремывать, как снова распахнулись двери, шумно ввалилась ватага.
— Теперь новый боевой совет, — ни к кому не обращаясь, громко сообщил Петров. А потом, повернувшись к Чеусову: — Вот красноармейцы избрали нас заново: я — председатель, потом Чернов, Букин…
— А мы как же? — изумился Чеусов. — Нас же на общем собранье выбирали…
— Не… И командующим меня назначили, — не слушая его, продолжал Петров, — а Букин вот в
