И тут же избрали орган действия — секретный штаб, о чем составили протокол.
ПРОТОКОЛ № 1
После доклада Окотова о причинах созыва работников приступлено к избранию секретного штаба, с правом начальнику штаба единоличного разрешения всяких вопросов. В помощь начальнику штаба необходимо избрать помощника и адъютанта.
После прений избраны: Начальник штаба тов.
Заседали поздним вечером, к ночи.
Выработали приказ — наутро его расклеили по городу.
Приводим здесь целиком этот памятный документ:
ПРИКАЗ № 1
14 июня 1920 года
Сим объявляется, что с настоящего момента город Пишпек объявляется на осадном положении.
Вся власть в городе передается в руки штаба в составе нач. штаба тов. Окотова, его помощника Кара-Мурза и адъютанта тов. Голубя. Все распоряжения из области не подлежат исполнению без ведома штаба.
Воспрещаются всякие собрания, митинги, вечера и увеселения впредь до распоряжения.
На все время осадного положения воспрещается колокольный звон и церковные службы.
Выезд из города без пропуска штаба воспрещается под страхом расстрела на месте.
Товарищ Шаповалов назначается командующим всеми вооруженными силами Пишпекского, Нарынского и Пржевальского уездов; все его распоряжения действительны только за подписями начальника штаба или его помощника.
Начальником уездно-городской милиции назначается тов. Снигирев. Начальником гарнизона назначается тов. Жевакин.
Всякая подача и приемка телеграмм без разрешения штаба воспрещается.
Все военные силы города Пишпека и уездов: Пишпекского, Токмакского, Нарынского, Пржевальского — переходят в полное подчинение штаба г. Пишпека.
Все нарушения караульной службы, нарушение дисциплины, неподчинение штабу или неисполнение одного из пунктов настоящего приказа будут караться немедленно расстрелом.
Все коммунисты и советские работники остаются на своих местах и исполняют беспрекословно распоряжения штаба.
Вплоть до отмены осадного положения Ревком переходит в распоряжение штаба и исполняет только его указания. — Подлинный подписал начальник штаба П.
Мы связались с Пишпеком, — уж не помню, что разузнали, о чем предупреждали, — за спиной боевого совета вели свою работу. То же самое делал, впрочем, и сам боесовет.
Одно дело — его официальные переговоры с нами и всякие заседания, а другое дело — та работа, которую они, боесоветчики, тоже там, у себя, не обрывали ни на миг. Особенно неспокойно держался сам крепостной «главком» Петров, — ему были решительно нипочем какие бы то ни было заседания и совещания, он их не признавал, плевал на все постановления, сам на заседаниях не был; вместе с Караваевым, Букиным и Вуйчичем не уходил из гущи бунтовщиков и вершил, непрестанно какое-то свое, цельное дело.
Прежде всего он определил, каким частям быть в крепости, как переформировываться, развертываться, пополняться.
Выяснял всякие возможности — свои и наши, выискивал командиров, ставил их на должности — словом, был действительно душой организующейся крепости. Народу сюда понабежало всякого и отовсюду: беженцы лепсинские и копальские; выпущенные или скрывшиеся из-под замков особотдела и трибунала; крепкие хозяйчики близких и отдаленных сел, деревень, наехавшие то с жалобами на «бесчинство властей советских», то за оружием, то попросту поживиться в суматохе или же навестить своих родных-знакомых. Были тут и перебежчики из разных команд, — комендантской, штадива, особовской, трибунальской, были выпущенные из арестного дома, пострадавшие вообще от советских карательных органов, шныряли инвалиды, — словом, такой подобрался материалец, который от первой искры, подобно бочке с порохом, взорвется. С таким материалом тонкая нужна осторожность: чуть оступился — и может быть вмиг конец.
Вся эта гневная масса зловеще волновалась, из памяти выхватывала разные воспоминанья про «разбои советчиков» (и тут продразверстка!), раскаляла атмосферу недовольства, грозила каждый миг прорвать плотину терпенья, вырваться бурным, буйным потоком на волю.
Петров, Караваев, Букин, Вуйчич, Чернов образовали группу так называемых «активистов», — они нисколько не хотели с кем-либо переговаривать и объединяться, они все хотели делать только сами.
Хотели, но… не решались. Им не хватало какого-то одного только винтика, пустив который в оборот, они совсем, совсем по-новому заставили бы работать крепостную машину. Они выражали явное недовольство тем, что боесовет якшается со штадивом и чего-то еще церемонится, но этим недовольством да проклятьями только и ограничивались: большинство боесовета не всегда было с ними: Невротовы, Фоменки, Прасоловы и иные. Эти, видимо, все надежды свои возлагали и все действия свои откладывали до прихода 26-го полка. Вот где был корень дела.
Пока что — промышляли приказами.
Приказ № 3 был о назначении командующего. Этот приказ издал военсовет. А теперь «командующий» издал за № 4 свой приказ, не считая, видимо, нужным заводить особую нумерацию.
Вот содержание документа.
ПРИКАЗ № 4
13 июня 1920 г.
§ 1
Предлагаю всем командирам полков, командирам рот и начальникам команд самочинных выступлений не проводить, о чем и сообщить своим частям. В случае неисполнения сего будут преданы суду.
§ 2
Начальником штаба войск назначается тов. П.
§ 3
Секретарем штаба войск назначается тов.
§ 4
Предлагаю командирам полков немедленно привести свои части в боевой порядок.
Подлинный подписали:
Комвойск
Военком
С подлинным верно: нач. штаба
Видите — тут уж приказывается полки привести в боевой порядок. Это значит только одно: «активисты» готовились к действию. Сохранился еще за этот же день характернейший документ, который выдал Петров одному молодцу уж совсем не по «боевому порядку», а по делам… продовольственным. Его содержание.
