– А мне кажется, что у тебя другие мысли на этот счет. Ты на похороны ходил?
– Ходил. Весь технарь наш ходил, кого собрали. Нет, мне, правда, жалко ее. И родителей жалко.
– А парни твои что по этому поводу сказали? – вопрос был коварный, но задумавшийся Виктор это не понял, и ответил:
– Да тоже не одобрили.
– Ты, Витя, скажи мне, где ты был тринадцатого мая.
Парень глянул на настенный календарь.
– У меня экзамен был. Я до пяти вечера здесь сидел. Это вся группа подтвердит.
– Хорошо. И вот еще что, Витя. Надо мне будет с парнями из твоей фирмы
– Я сдавать никого не буду.
– А не надо никого сдавать. Я только по поводу этого убийства поговорю. Даю слово офицера. Ты должен мне помочь. Не забывай, что русские с детьми и женщинами не должны воевать.
Допрос всех друзей Виктора Ежова результатов не дал. Начали поступать протоколы допросов молодых скинхедов из других школ, техникумов и вузов города. Внимательно изучив их, Владимир откладывал в сторону. Никаких зацепок пока не было.
– Видимо, одним городом мы не ограничимся, – подумал оперативник. – Придется допрашивать область.
Пенза. Полдень
Где-то полтора года назад, как раз когда отец ушел из органов и начал пить, Влада стала выходить в свет. Одноклассники водили ее на дискотеки, вечеринки и тусовки, и она вроде бы была «как все», то есть «нормальная», только чего-то ей не хватало. Словно дышала сквозь пыльную подушку. Как у всех, был у нее и парень, Егор Мякитин, из соседней школы. Обычный.
Тусовалась вся молодежь в скверике Пушкина или у кинотеатра «Москва», ну и уж очень редко, на площади Ленина.
Здесь собирались все подряд, иногда приходили и гопники, и неформалы, и так – не пойми не разбери, кто. Все уживались мирно, ссоры возникали только на бытовой, а не на идеологической почве. Времяпровождение было обычное для молодежи: каждый кичился своим отличием от окружающих. Металлисты, рэпперы и прочие, кто отличался от прочих слушаемой музыкой, рассуждали о творчестве любимых групп: какая команда распалась, кто какой выпустил новый альбом, какой концерт у кого техничнее, где более качественно вызвучены гитары, и у кого интереснее виниловые скрэтчи. Почти каждодневно, когда состав присутствующих определялся, имеющие деньги и желание сбрасывались на какое-нибудь зелье. Пили пиво, аптечный спирт из фанфуриков, дешевое вино-бормоту, десятирублевый самогон. Иногда брали план, марихуану или гашиш. Отдельные спецы нюхали трихлор или «Момент».
Влада и Егор продружили уже пару месяцев. Он уже предпринимал ненастойчивые попытки при поцелуях засовывать ей руки под майку и под бюстгальтер и аккуратно поглаживать сморщившиеся от стыда соски, либо класть ее ладонь себе в развилку ног, где прощупывалось что-тотолстое и твердое. Это не пугало Владу, но и не притягивало, как следовало бы. Вместо должной разгорающейся страсти, чувство к Егору, и без того нитевидное, стало угасать. Она полагала, что стерпится-слюбится, но получалось совсем наоборот. Ее стало бесить, что он ругается при ней матом, что он много курит и сплевывает сквозь зубы нечистой слюной, и что на носу у него, на самой пипке, растут маленькие черные волосики.
День, который сильно изменил ее жизнь, был очень жарким. Они тусовались во дворе у приборостроительного техникума. Их было человек двенадцать, пили по кругу теплое ”Сурское золотистое”, отдающее прокислым одеколоном, и закусывали печеньками. Владе было тепло и скучно. Егор курил ”Ленинград”, цыкая сквозь зубы. Вдруг толстый Хомяк сказал:
– Васер! Скины идут! – и тут гомон умолк.
– Сиди тихо, – сказал Егор, делая вид, что ничего не происходит. Скинхедов было шестеро, каждому лет по шестнадцать – самый жестокий и бесшабашный возраст. Из-под закатанных камуфляжных шаровар лыбились разбитые солдатские говнодавы с белыми шнурками. Все были крепко пьяные и уже сжимали в руках кто блестящие цепи, кто солдатские кожаные ремни с гигантской паяной пряжкой, а кто нож-бабочку.
– На месте всем сидеть, – крикнул самый высокий, в дутой черной куртке- бомбере на голое тело. Он же без лишних предупреждений опоясал цепью по ногам Диму Кучерявого и тот шлепнулся на асфальт, корчась и обнимая горящее ушибленное место.
– Вот так, полежи. Короче, на, кто здесь слушает черный рэп?
Рэпперов, на их счастье, сегодня не было. Скинхед в бейсболке с изображением британского флага придирчиво осмотрел всех притихших неформалов и, размахивая нодом- бабочкой, ткнул пальцем в щеку Тараса.
– Ты что, пидор?
– Нет, я не пидор.
– А чего в ухо серьгу запихал? Пошли со мной махаться!
– Не буду.
– Сцышь?
– Не, просто не хочу.
– Значит, ты – пидор!
Тут Егор, который знал почти весь город, сказал, пытаясь привстать:
– Боксер, ну чего вы докопались? Сидим спокойно, никто нас не видит.
– А ты вообще молчи, Мякина.
– Так ну, чего, пошли драться! Ниферы!
– Вы чего, а? Наркоманы херовы! Пидоры!
Егор решил предпринять еще одну попытку унять скинов:
– Бес, Змей, да ладно, что ли вам! Давай вина сейчас попьем!
– Мы и так попьем, – и Змей, крепыш со спущенными красными подтяжками, пихнул Егора ногой в плечо, и он, не удержавшись, сполз с лавки и упал на спину, расплескав вино из бутылки, что протягивал скинам. Тут самый пьяный из хулиганов, Бес, закрутил своим ремнем над головой и заорал:
– Мочи пидоров! – Все порскнули в разные стороны. Егор схватил Владу за руку, пытаясь вытащить ее из-под неожиданной атаки, но получил страшный удар ногой под ребра, и, отступив, выбежал со двора, вслед за другими счастливчиками. На лавке, перепуганные и получившие по паре ударов, остались человек пять, в их числе и Влада. Ее не тронули, только забрызгал колготки черной юшкой из носа Никита Батон.
– Чего ж ваши дружки-то удрали? А?
– Ну и чего мы с вами будем делать, пидорки? – Скины почувствовали вкус крови, и звериный инстинкт насилия разбушевался, зажег им очи. Боксер коротким крюком сбил с лавки Батона и пнул его в лицо.
– А с тобой что? – щуплый бритоголовый, шатаясь, указал пальцем на Владу. Все захохотали. Она почуяла, что еще секунда, и случится что-тоужасное. За мгновенье вспыхнули у нее в голове и отец, и уроки самбо, и школьные разборки центраковских авторитетов.
– Кто из вас самый крутой? – спросила она.
– Чего?
