с последующими клятвами больше так никогда не делать, но практических воспитательных мер он не ожидал. Он искал мамин взгляд, но она отстраненно смотрела в окно и вяло жевала печенье.
– Затем, что там за тобой будет осуществляться всестороннее наблюдение, ты будешь устроен на работу, – отец сделал значительную паузу, торжествующе глядя Косте в глаза, – на работу в учебное хозяйство совхоз-техникума Лужского района. Чтобы там, познав жизнь простого рабочего человека; поняв цену каждой сотни рублей, множества которых мы лишились после твоей вчерашней выходки, рядом с человеком жестких моральных принципов; ты научился, наконец, ценить те возможности и блага, которые предоставляют тебе родители. – Отец встал и заходил по кухне. Он говорил крещендо, каждое слово звучало громче предыдущего и произносилось с более рельефными интонациями, – Да, научился ценить (громче), те возможности и блага (еще громче), которые достаются нам не просто так (кульминация с поднятым вверх пальцем, долгая пауза, и почти шепотом, на глубоком выдохе), – а ценой тяжелого труда.
Спектакль будто отнял у отца все силы, и он тяжело опустился на стул и откинулся на спинку. В воздухе повисли беззвучные аплодисменты. Костя последний раз попытался найти мамины глаза, чтобы вложить в них мольбу о пощаде, но она их прятала.
– Иди Костя, к себе. Начинай потихоньку собирать вещи. Завтра придется поехать. Я буду тебя навещать. Там воздух хороший, тишина, красота, я бы сама с удовольствием уехала, но работа. Работа в тепличном хозяйстве это, конечно, не научная деятельность, но тоже довольно познавательно, интересно. Пойми, мы заботимся о твоем же благе. Боимся, как бы не пошел по неверному пути и не испортил себе судьбу. Кроме того, в городе появились какие-то маньяки, и мы, наконец, боимся просто за твою жизнь.
– Мам, да зачем нужна такая жизнь? У деда, в деревне под Лугой, в теплице, разве это жизнь? Это растительное существование как у помидоров, – Костя пытался давить на маму, изображал скорбь и несчастие на лице, но она избегала на него смотреть, медленно грызя печенье.
Отец после своего триумфа потерял интерес к происходящему, поблагодарил за ужин и отправился в кабинет, где весьма довольный собой, насвистывая «Гимн коммунистической молодежи» (почему-то он ему вспомнился), принялся раскладывать пасьянс на ноутбуке, в ожидании вечерних новостей.
Костя остался с мамой наедине.
– Мам, ты можешь меня спасти? Мама прости меня, пожалуйста, я больше не буду! Спаси меня от Луги!
Мама первый раз за все время разговора посмотрела на Костю и медленно покачала головой в разные стороны.
Костя понял, что все пропало.
Санкт-Петербург. Раннее утро.
У капитана милиции Владимира Слепова было непонятное настроение. Бывает так, словно что-топредчувствуешь, только неясно что, хорошее или плохое. Ему удалось выбить служебный УАЗик с шофером для путешествия по области. В воскресенье он ложился спать со смутным ощущением, что что-тодолжно случиться. И уже утром в понедельник, еще только-только рассвело, а он уже проснулся и приподнялся на локте над смятой подушкой и ворохом волос жены. До подъема было еще около десяти минут, глаза еще дремали, но весь мозг был натянут, как бельевая веревка.
Телефон казалось бы, еще не начал звонить, как Владимир ловко поймал его за хвост и приложил к уху.
– Слепов слушает, – шепотом, конечно. Алену ни к чему будить.
– Вовчик, это Храмов тебя беспокоит.
– Чего?
– Короче, я ж дежурный сегодня. И сейчас на происшествие еду. Я думал, тебе бы тоже не помешало поприсутствовать. По твоему делу ребятишки идут. Недалеко от твоего дома, на Обуховской Обороны, там где универмаг, знаешь?
– Ну, знаю. А кто, чего?
– Скины твои двух негров в заложники взяли. Американцев.
Владимир уже начал одеваться, прижав трубку плечом.
– Короче, они в подземном переходе напали на двух негров. А негры оказались боксеры, на соревнования приехали, ну и вломили тем. Народ сбежался, ППС-ники. А у скинов ствол, ну им деваться некуда, приставили к неграм, мол, всем разойдись. Скоро начальник подъедет наш. Консул, наверное, будет.
– Бегу, бегу, спасибо, Леха. Скажи, чтобы штурм без меня не начинали, – он уже протирал глаза в ванной, полностью одетый.
– Какой штурм? Переговоры будут. Хотя спецназ уже тут. Заложники-то – американцы. Я договорился с Санычем, чтобы ты переговоры вел, как шарящий в скиновском вопросе. Только скорее дуй, а то он сам будет говорить.
До злополучного перехода было в самом деле недалеко. Но спокойную, уверенную суету было видно издалека. Оба спуска в переход были оцеплены. На тротуаре стояло несколько черных иномарок – начальство уже поспело. Деловитые ОМОНовцы с «калашами» отправляли прохожих в обход, чуть подальше из автобуса выглядывали бойцы СОБР – значит, приказ о штурме еще не отдавали. Снайпер в черном подшлемнике рассматривал схему перехода на капоте милицейской «девятки», командир спецназа Черкасов громко на него матерился. Лешка Храмов, допрашивал очередного свидетеля – носатую тетку лет пятидесяти. Вдалеке толстый майор прогонял журналистов, по-бабьи вереща. Владимир показал удостоверение ОМОНовцам и подошел к начальнику криминальной милиции Сан Санычу Никодимову. Тот сразу махнул рукой: веди переговоры, ты у нас специалист.
Вскоре подошел и Храмов:
– Ну что, Вовчик, тебе и карты в руки. Согласно показаний свидетелей, два скинхеда захватили в заложники двух же граждан США.
– Требования не выдвигали?
– Говорят, будем беседовать только с главным командиром.
Подошел замначальника милиции области Кононов. Поздоровались.
– Так, Слепов, ну что, с богом. Представишься начальником международного отдела МВД. Что угодно делай, только освободи этих негритосов. Сейчас консул США приедет. Позорище, конечно. Давай, время.
Владимир снял подплечную кобуру и отдал ее Храмову. От громкоговорителя отказался – и так будет слышно, да еще и эхо наверняка жути нагонит. Не надо подавлять преступников увеличенным голосом – разозлятся. Он спустился на ступеньки и громко крикнул:
– Граждане! Я – капитан Владимир Слепов, начальник международного отдела МВД. Спускаюсь к вам для переговоров! С поднятыми руками и без оружия!
Тишина. Он медленно сшагнул вниз по ступенькам. Лестница поворачивала вглубь перехода, где уже не было видно ни ОМОН ни СОБР, только заложники и преступники. Владимир набрал воздуху и оглянулся. Сан Саныч кивнул, давай, мол, хорошо все.
В середине тоннеля были навалены коробки и баулы – видно, преступники собрали все лотки неудачливых торговцев.
– Иди сюда, капитан, – ответил низкий голос из баррикады, – только без ерунды всякой, сам понимаешь. И руки вверх подними, повыше.
Владимир вытянул руки и подошел, так что стало видно говорящего. На полу лицом вниз лежали два молодых жилистых негра в спортивных, видно, командных, куртках. У того, кто покрепче, весь затылок был в спекшейся крови. Руки у них были спутаны за спиной скотчем и притянуты к
