вернуться в Питер студентом, отлично учиться, и может быть, тогда, он снова сможет рассчитывать хотя бы на частичное восстановление своих бывших привилегий. Как же много у него было! Почему он этого не ценил? Почему так дерьмово распоряжался? Все это из-за баб. Да, именно они покалечили его только начавшуюся жизнь. Разбили вдребезги. Он должен, должен сегодня вырваться из дома. Можно выскользнуть незаметно, а потом позвонить и объяснить. Можно вообще не звонить, придти утром и…будь что будет! Все равно его отправляют в ссылку, все равно лето испорчено, так хоть ухватить последнее сладкое мгновение. Чтобы было что вспоминать, окучивая рассаду и вылавливая вредителей вместе с тетками в синих рабочих халатах 60-го размера.
Костя быстро оделся, но долго прислушивался к звукам, доносящимся с кухни и коридора. Так…тишина. Но она обманчива, лучше выждать еще, подстраховаться. Точно: шаги на кухню, хлопающая дверца холодильника, шаги обратно. Ага, это мама взяла что-топожевать. До следующего ее похода на кухню у него есть минимум минут двадцать. Нужно немедленно этим воспользоваться – отец после ужина почти не покидает своего кабинета. Костя немного подождал, и прокрался на цыпочках в темноту коридора. До входной двери было несколько метров, он, оглушаемый грохотом сердца, пробрался до внутренней двери, открыл первый замок, второй, цепочку, распахнул первую дверь, медленно повернул ручку замка металлической двери, только хотел ее приоткрыть, как почувствовал сопротивление и чуть не закричал от неожиданности. Он выглянул и увидел отца, уверенно копошащегося с ключами.
– Так… Ты что, куда-то собрался?
Костя затрепетал.
– Я слышал, кто-то у двери возится, хотел проверить!
Отец придирчиво осмотрел его с ног до головы. Костина версия не внушала доверия, и он благоразумно закрыл дверь, отобрал у сына ключи и прошествовал к себе в комнату, на ходу выговаривая:
– Поскольку машина у нас, так сказать, «на техосмотре», а Volvo я гробить по деревенским ухабам не собираюсь, тебе, мой драгоценный юноша, предстоит путешествие в Лугу на ином виде наземного транспорта. Я специально купил в ларьке расписание. Вот, дарю, пользуйся. Кто рано встает – тому Бог подает. И завтра ровно в 10:20 вам предстоит стоять с сумкой на остановке. Так что можешь собирать вещи.
Дико расстроенный Костя бросился себе в комнату к телефону.
– Леха, я не приеду.
– Чё такое?
– Я под домашним арестом. Завтра уже с ранья уезжаю. Хотел сейчас смыться, да сорвалось. Отец перехватил меня на пороге. Представляешь?
– Куда едешь?
– К деду.
– А куда?
– В Лужский район.
– Так это ж рядышком. Не в Сибирь же. Мы тебя навестим! И Катринку с собой привезу, мы с ней теперь скорешились. Правда, Катрин? Стой-ка, помедленней, во-во. – Леха завозился, до Кости донеслись женские голоса, смех, музыка.
– Спасибо, Леха. Ты… ты – настоящий друган. Катрин передавай от меня привет…
– Да забей ты, Костян, какие наши годы? Ну, давай, а то у меня зарядка садится. Обнимаю.
– До связи.
Костя отодвинул занавеску и закурил, стряхивая огоньки пепла в темноту. Все, жизнь пошла прахом. Ну почему его отец тоже не бандит? Словишь пару затрещин и хорошего матерка, а потом – получай бабки и гуляй от души! Как он завидует Лехе! Обнимает сейчас красавиц. Впереди у него целая ночь сказочных удовольствий. Сразу с двумя. Почему такая несправедливость? За что приходится страдать? За что пропадает его молодое крепкое тело и жгучий темперамент? Костя прислонился лбом к прохладному стеклу: «Ах, жизнь, как ты горька!» – глубоко затянулся, выкинул окурок в форточку, задернул шторы и с ненавистью посмотрел на раскиданные по кровати учебники по английскому языку.
Однако Костя, так завидующий своему другу, видимо, сглазил его счастье и безделье. Когда наутро вылизанный Леха милостиво отпустил девушек из своего логова, к нему в комнату пришел отец.
– Опростался? – спросил он, лениво отхлебывая пиво из огромной глиняной кружки.
– Три раза! – довольно ответил сын, обессилено распластавшись на огромной кровати.
– Это хорошо. Ладно, одевайся, идем в зал. Нужно потолковать.
Леха быстро натянул трусы, шорты и майку, и отправился за отцом. Когда они уселись за стол, Сергей Васильевич налил сыну пиво и начал:
– Короче, сын. Пора взрослеть. Если хочешь так и продолжать ни хера не делать до седых мудей, только жрать и баб мацать, то ты очень ошибаешься. Я и так тебе достаточно дал порезвиться, но теперь мне нужна реальная помощь. Как раз первая твоя проверочка к серьезному делу.
– Пап, – взволнованно завопил Леха, – да я давно тебя хотел попросить мне что-нибудь…
– Отлично! Мы с тобой говорили про сыскное агентство, но, сам понимаешь, не все сразу. Твои мечты сбылись. Начнешь с маленького. Мне нужно на пока уехать из России. Не знаю на сколько: там очень серьезное дельце заваривается. В Бразилии. Но это неважно. Смысл такой, что такое же важное дельце остается у меня здесь, меня попросили его сделать целых три очень хороших человека, и если оно будет не выполнено, то мне будет лучше из Бразилии не возвращаться. И сын, я бы очень не хотел, чтобы мою просьбу ты провалил. Я тогда пойму, что к серьезным делам ты неспособен, будешь вон быков с ларьками контролировать.
– А что за дельце?
– Ну, слушай внимательно. Короче, у нас в Питере завелись отморозки. Или отморозок. Детям неславянской внешности, он, в общем, отрубает голову и сливает кровь. И у всех на плече выжигает клеймо со свастикой. Понял, нет?
– Скины! Это же скинхеды, да? – Булдырин-старший пожал плечами.
Леха разинул рот, а отец пожал пальцами, закурил и продолжил:
– Всего ими было убито уже трое подростков, и третьим был Марат, сын Ибаходжиева, директора ресторана «Тринадцать с половиной», важного человека в одной диаспоре, о которой тебе знать не обязательно.
И вот тут я и тебе расскажу подробнее. В газеты ничего не пошло, там за дело взялись чекисты, сразу кислород перекрыли. Только родители первых детей были простые работяги, а вот у Марата отец – очень известный человек. И горцы решили сами восстановить справедливость, тем более, что от ментов с чекистами толку никакого. Чехи тоже, конечно, подумали на скинов. И сразу решили разобраться и всех скинов положить. Но тут, сам понимаешь, взрослые солидные люди, они же не будут за стадионом стенка на стенку мочиться? А перестрелять всех, у кого башка бритая, тоже побоялись, потому что так и впрямь война может начаться. Решили застрелковаться, перетереть.
Вызвали троих главных скиновских авторитетов на серьезную беседу. Те согласились – забились в каком-то закрытом клубаке, где на входе шмонают, чтоб мочилова не было. Ну вот пришли трое скинов, уж лет за тридцать, главного зовут Медведь. А от чеченов назначили разводящим Рамазана Точеного. И правильно сделали: умнейший человек! Просто умнейший, ему уже около семидесяти, а шаробан варит как у ста быков молодых. Сели они друг против друга, стали общаться. А Рамазан, еще когда вором не стал, в морской пехоте служил. Не положено, конечно, но его все равно потом короновали. И он, представляешь, на пиджачок орденские планки нацепил. Сели они за стол, друг против друга, все путем.
