Рамазан говорит: мои предки, мол, здесь жили еще с Александра III, в Дикой Дивизии служили, а сам две медали «За отвагу» имею. Так что для России пострадал немало. Скины говорят: ну, за эту мазу спорить не будем. Предположим. Тоже нормальные попались, взрослые уже мужики, тоже срока мотали, с понятиями, закон старый знают.
– Пап! А ты тоже там был? Откуда все знаешь-то?
– Не было там меня. Я и на скина не тяну, и на чичика. Потом скажу, ты слушай, не встревай.
Леха быстро закивал и Буль продолжил:
– Ну, Рамазан потом говорит: я все понимаю, и разборки, и когда ваши бойцы молодые там отбуцают кого десять на одного, ладно. Или наши орлы ваших подрежут чуточку. Мы за такую ерунду подыматься не будем, пусть молодые тешатся, сами молодые были. А то, что ваши дурачки кричат: иноземцев вон, или наши кто ляпнет: джихад неверным, это все – ерунда. Мы – одна страна, мы деньги зарабатываем, детей растим. И вы тоже. Те говорят: мы – Россия, вы – Чечня, так что спорный вопрос, ну и дальше что.
А Рамазан потом вынимает фотки Марата маленького, живого еще, с игрушками, бросил на стол, а потом его же, только когда в морге уже без головы голого фотографировали. И говорит: а это, ребята, беспредел. И это ни отец мальчонки зарезанного – Казбек Банкомат, никто из наших не простит. Наши молодые, кто погорячей, хотели вообще всех на ножи ставить, да старейшины не дали. А у нас закон такой: старших уважать и слушаться. Русским, кстати, есть чему поучиться. А мы войны не хотим: и так еле-еле мир еще держится. Только виновных вы нам выдайте, кто мальчика зарезал. Исполнителей, бригадиров, и кто команду дал. А если – нет, то уж извиняйте. Наши все за стволы возьмутся.
Скины говорят: а с чего взяли, что наших ребят дело? В Питере по десять убийств в день происходит! Рамазан и показал фотку, где свастика выжжена, кто еще говорит, кроме ваших? Те думали, думали, говорят: нет, соколики, не можем поверить, что это наши. Если бы наши, то мы бы первые узнали. Тем более, почерк не наш. И за то, чтобы всех наших на пики садить, это уже перебор. Пики-то у самих найдутся. Если кого наших тронете, мы в ответку сами бойню начнем. Тут Рамазан говорит: не хотим мы войны. На месяц мы наших джигитов уговорили, чтоб вы беспредельщиков выдали, а нет – резня начнется. Дал тем инфу, где-как, и разошлись.
А Рамазан понимает, что скины скинами, а искать нужно реально, и пошел ко мне в сыскное агентство. Передал нам со Шнырковым все материалы, и говорит: месяц сроку! На расходы грошей дал. Но это еще не все. Вторая девочка, что так же убили, дочка шоферюги моего с завода. Он тоже меня попросил разобраться: куда ему еще идти? Я обещал, помогу.
И тут-то, сына, начинается самое интересное. Шнырков – везде пролезет, он и в операх служил, и на шконках в СИЗО парился, все он знает. Пошел в мусорскую, потрещал с кем надо, к чекистам, собрал всю макулатуру, протоколы допросов. Только так ничего толкового и не нарыл. Заслал своих молодых ребят к скинам, втереться в доверие, поспрашивать. А те их сразу раскусили, думали, те – наседки ментовские, отпинали за все дела, одному три ребра сломали, другому нос и челюсть. Взяли Шнырковские бойцы парочку скинхедов пообщаться с пристрастием, да опять без толку: не знают они ничего. На том расследование и встало. Осталось только три недели. У скинов этих оказалось самостоятельных бригад штук сто, это известных, да неизвестных еще столько же. Я уж сам пожалел, что за это дело мы взялись, только отступать уже поздняк. Да к тому же, сегодня ночью я улетаю.
– Папа, а я-то что должен сделать?
– Завтра с утра пойдешь к Шнырю в наше сыскное агентство «Бульдог». Для тебя он – Сергей Петрович Шнырков. Он тебе выдаст все материалы по этому делу, все фотографии, ответит на все вопросы. Сведет с ментами или чекистами, потрещишь тоже с ними. Как раз недели через три я вернусь. И ты мне должен будешь ответить: где искать. Хотя, конечно, можешь ни хера не делать, все деньги просрать, и потом мне фуфло какое-нибудь впарить. Но и я потом про тебя буду думать соответственно.
– А если просто у меня ничего не выйдет? У ментов же и у Шныркова не вышло ничего, а они и поумнее меня и поопытнее, и средств у них больше чем у меня!
– Выйдет, сына, выйдет. Я даю тебе шанс. Пора тебе подыматься понемногу. Меня-то так в твои годы никто не учил, таких возможностей мазовых никто не давал. Сам с волыной ходил на трассу дальняков бомбить. А у тебя все легально, все по закону, ты – штатный сотрудник сыскного агентства, удостоверение тебе дадут. И кстати, не вздумай закон нарушить. Хватит, параши нанюхались. Делай что хочешь, средств у тебя неограниченно, деньги – в сейфе, и кредитки я тебе оставлю. Помощи проси у кого хочешь, и как хочешь. Не забывай, что твой отец – для кого-то Булдырев, а для кого-то – Буль. Если дело провалишь – я буду в тебе очень разочарован. И кстати, твоя молодость тебе поможет: ее нет ни у чекистов, ни у Шныря.
Буль швырнул перед сыном на стол конверт с фотографиями и, поднимаясь, добавил:
– Самое главное: дело, которое ты должен сделать – важное и правильное. И по красному закону правильное и по нашим понятиям – тоже. Я думаю, это тебя подстегнет. – И ушел в свою комнату, собираться к дальнему путешествию.
Леша вывалил фотографии на стол и оторопел: это были фотографии убитых парней и девушек, голых и без голов. И у каждого на плече змеилась выжженная искривленная свастика.
Пенза. Вечер.
Наконец Влада решилась. Нужно было встретиться с Севой и все ему рассказать. Тем более, что они и так не виделись уже давно, целую неделю. Такое в принципе и раньше случалось: из-за командировок Сева возвращался домой под утро, а потом, поспав несколько часов, опять уезжал куда-то под Питер. Но сейчас он ей даже не разу не позвонил, ничего не сказал…
Влада долго звонила на домашний, но трубку никто не брал. Было уже поздно, и в это время обязательно кто-то должен был находиться дома. Она звонила еще и еще, пока, наконец, в трубке не стало всхлипывать озеро коротких гудков. Мобильный тоже молчал.
– Странно, он мог забухать, хотя ничего, кроме пива не пил. Но он же – мужчина, а с ними это иногда случается. Что же он мне не позвонит. Командировки командировками, но молчит-то он почему? Главное, чтобы… а, нет! Сева любит только ее, и никогда ни на кого и ни на что не променяет. Он уже не раз это доказывал. Так разве она променяет своего Севу на безоблачную жизнь в Питере? Разве эта жизнь будет счастлива, без него? Конечно, она не уедет просто так. Она обустроится в у дяд Саши под Лугой, а Сева там работу сразу найдет, тем более друзей и контактов у него там очень много. Он неоднократно говорил, что хоть его специальность – снабженец – звучит не так пафосно, как, например, девелопер, или копирайтер, однако на ней зиждется любое производство. Сева переедет в Питер, станет снимать квартиру, она переедет к нему и они поженятся.
Жизнь снова стала ясной и радужной. Она разделась, легла в кровать и спокойно заснула.
На другой день она продиктовала Севе на телефон SMS-сообщение «Жизнь прекрасна. Все будет хорошо! Люблю тебя. Влада» и с легким сердцем пошла в школу. Был четверг, а по четвергам в шесть вечера за кинотеатром «Луч» проходила планерка у командиров скиновских отрядов. Собирались шесть бригадиров и Гвидон. Здесь ставили задачи на будущую неделю, обменивались литературой, новостями из Интернета (доступ был всего у нескольких самых продвинутых парней).
Сева безжалостно относился к опаздывающим и прогульщикам. Он считал что собрание – дело важное, нужна дисциплина. Именно поэтому он категорически запрещал Владе приходить на место встречи: из за дисциплины. Сейчас она решила, что другого выхода нет и явившись к нужному месту минут за пятнадцать до времени Икс, встала чуть поодаль, спрятавшись за мохнатыми синими елками.
