Костя решил, что уж лучше один раз перетерпеть поток нравоучений, чем страдать каждый день и стал стоически молчать, тщательно пережевывая пищу.
– Ну что, указания по твоему воспитанию от твоих родителей я уже получил. Труд делает человека свободным. Да, внучек?
Это высказывание, как нельзя подходило к данной ситуации. Тем более, некстати вспомнил Костя, начертано оно было на входе в концлагерь. Он вспыхнул: ну сколько же можно! В конце концов, не такой уж он и грех совершил, чтобы так страдать. Ведь преступление должно соизмеряться с наказанием.
– Долго я у тебя буду батрачить? – буркнул он.
– Столько, сколько нужно. – Старик поскреб аккуратные седые усики. – Будем исправлять тебя трудом. А исправлять придется много. Мужика из тебя надо делать.
Это совсем уж оскорбило Костю.
– Как это? А я, по-твоему, кто?
– Ты еще мальчишка. И так случилось, что в свое время я служил Родине, вместо того, чтобы заниматься воспитанием твоего отца. Занималась им твоя бабушка, профессиональный учитель, царство ей небесное. Вот из-за этого он и получился в нее. Вот из-за этого, из-за педагогического, а не армейского воспитания, теперь и все твои беды. Но ничего. Все будет хорошо.
Костя понял, что попал по полной программе. Мало того, что он должен корпеть на каторге, так еще произойдет ломка его морально-этического облика.
А дед нисколько не собирался успокаиваться. Поскрябав усики, он продолжил:
– Как ты думаешь, сколько мне лет, Костя?
Вопрос был провокационный. Костя, конечно, не помнил, и дед прекрасно об этом знал.
– Семьдесят три! – выпалил Костя, не сомневаясь, что ошибся.
– Семьдесят восемь. Но это неважно. Костя, как ты думаешь, во сколько лет ты умрешь?
Костя опешил, и после долгой паузы, во время которой дед безотрывно смотрел ему в глаза, ответил:
– Откуда я знаю? Вот, может, сейчас косточкой от вишни подавлюсь, задохнусь и умру.
Дед усмехнулся.
– Случайностей в жизни не бывает. Это отговорки трусов и неумех. Ешь аккуратнее, вот и не подавишься! А если хочешь дожить не до моих лет, а хотя бы до семидесяти, придется изменить свой образ жизни. И я тебе в этом помогу.
Завтра встанем рано, сделаем зарядку. Потом побежим до озера. Вода, хоть Ильин день прошел, еще очень теплая. Поплаваем, опять пробежимся до дома. Позавтракаем, и пойдешь на трудовой фронт: в теплицы. Я с директором договорился, чтобы он тебе девчачью работу не давал, саженцы унавоживать. Поставят тебя на нормальные мужские работы: вспашка, боронование. Потом вас в столовой покормят, в главном корпусе, потом полчасика погуляешь – и опять на работу. Часа в четыре домой придешь, здесь мы с тобой пополдничаем, по хозяйству маленько позанимаемся, дрова порубим для бани, заборчик доделать надо. Потом – на речку или в бане паримся, ужинаем, и пожалуйста – приступай к обучению. Хочешь у себя в комнате, а можешь на веранде или во дворе, я там лампочку уже пристроил. Ну а пока можешь обустраиваться, будешь вон в той комнате жить, там чисто, светло. Сегодня моральная подготовка к новому распорядку, можешь пока учить свои билеты, а с завтрашнего дня начинаем.
Костя плюхнулся на койку в выделенной ему комнате. Может в этом и есть суровая сермяжная правда? Стану настоящим мужчиной (вспомнилось, как мать ругала отца за то, что он своими руками ничего сделать не может). Он представил себя этаким могучим исполином с грубыми мускулистыми руками, добрыми глазами и интеллигентными чертами лица. Мужчины такого уважают и немного побаиваются, а женщины вокруг вьются стаями. Ладно, пусть будет так. Костя взялся за учебники, и штудировал до самой ночи, прерываясь на обед и ужин.
Утром после зарядки, водных процедур и легкого завтрака, он отправился к теплицам сельскохозяйственного техникума, совершенно не замечая бритого усача, что сидел вдалеке на скамеечке.
Санкт-Петербург. Утро.
Поезд подъезжал к Московскому вокзалу. Влада уже стояла в тамбуре, сжимая коленками свой чемодан-шкаф на колесиках. Она, не отрываясь, смотрела в окно и молча восхищалась развитием цивилизации. Ее потрясали высокие дома, мосты, широкие дороги и машины, красивые машины! Сейчас она ступит на эту удивительную землю! Поезд медленно скользил по перрону. Влада всматривалась в незнакомые лица, пытаясь увидеть лицо со шрамом. Вот и приехала. Она кое-как вытащила чемодан. Народа было много, но дядю Сашу видно не было.
– Девушка, такси?
– Спасибо, не надо, – смутилась она. И вдруг ее передернуло: а вдруг Товстыко перепутал время и неизвестно когда придет? А может он вообще ждет ее не сегодня?
– Влада? – На нее смотрел огромных размеров человечище. Все лицо по диагонали пересекал глубокий шрам.
– Да. Александр Игнатьевич?
– Зови меня дядя Саша. Чемодан твой? – Влада кивнула, – пошли к машине.
Товстыко взял чемодан, и они пошли через весь вокзал к стоянке.
– Отец как поживает? – спросил дядя Саша после того, как они сели в красную спортивную «Мазду» и тронулись.
– Нормально. Работает.- Влада во все глаза смотрела на город, вертя головой в разные стороны.
– Хорошо. А ты, значит, решила в техникум поступать. Что ж, поможем, чем сможем! Я перед Семеном в большом долгу. Да не крутись ты так, голова отвалится! – он тихо хохотнул. – Вот документы сдадим, обустроишься у меня и съездим в город. Я тебе все покажу! Езде сходим! И в Исакий, и в Казанский, и в музеи во все! И в ресторан тебя даже свожу. А может, хочешь в какой-нибудь клуб в боулинг шары погонять?
– Я не знаю… Мне все интересно!
– Ладно. Времени теперь у нас будет много. Везде успеем.
Влада кивнула головой. И всю дорогу мечтала, как она гуляет по Питеру, ест разные вкусности в кафе, играет в боулинг. А подругам сколько она всего расскажет, когда вернется. У нее ведь в городе нет боулинга! Хотя, правда, есть городки и лапта, которых здесь точно не найдешь…
Ехали они довольно долго. Позади остались небоскребы и новостройки. С каждым километром дома становились все ниже и ниже. Местность очень напоминала родную Пензенскую область, только полей практически не было. Но Влада знала, что это не одно и то же. Ведь она рядом с Питером!
Наконец они свернули с главной дороги. Дядя Саша сбавил скорость, и вскоре Влада увидела, что они подъезжают к серому кирпичному трехэтажному зданию. На торце здания красным кирпичом был выложен рисунок – большой колос, от которого отвалилось несколько больших зерен. Машина завернула за угол и мягко притормозила у входа с большим козырьком над дверью.
– Вот и приехали, – нарушил молчание дядя Саша, – пошли. Не забудь документы.
Они вышли из машины и направились к зданию. «Совхоз-техникум» –
