прочитала Влада на бордовой табличке с гербом, которая висела рядом с дверью. Товстыко и сильно оробевшая Влада прошли до конца коридора, отделанного белыми поблеклыми панелями и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь потолок был побелен, а стены покрашены желтой краской – наверное, денег на ремонт хватило только на первый этаж. Хотя, может быть, к первому сентября и здесь отремонтируют.
На двери висела надпись «Приемная комиссия». Дядя Саша без стука зашел.
– Привет, Валентина Николаевна. Вот, как обещал, абитуриентку вам привел. Как набор в этом году?
– Ой, Саша, Саша! Лучше не спрашивайте. С каждым годом все меньше и меньше. Все стараются в городе высшее образование получить. У нас-то только сельские могут учится, кто живет рядышком, общежитие-то так мы никогда и не построим. А из самого Питера-то кто ж к нам поедет? А у вас, если еще кандидатуры есть, приводите. С удовольствием примем. Давайте документы. Посмотрим, – она обратилась к Владе.
Влада протянула документы и жутко разволновалась, когда Валентина Николаевна их изучала, а потом, сурово молча, заполняла какие-то бланки.
– Очень хороший аттестат, – она вернула Владе документы, – такие у нас не часто встречаются. Что ж, можно поздравить. С этими оценками мы вас зачислим без экзаменов. Пройдете только сейчас собеседование у директора, он как раз на месте.
У Влады аж дух перехватило. Она и не думала, что будет все настолько просто.
– Спасибо! Большое спасибо! – Она не могла скрыть свою радость.
Пожилая женщина улыбнулась.
– Пожалуйста! Как с директором поговоришь, Федор Дмитричем, ко мне спустишься, оформим документы на зачисление.
После недолгой беседы с добродушным коротышкой, который задавал вопросы типа «кем родители работают», «почему решила пойти в техникум сельскохозяйственного профиля» и «какие книжки читаешь», Федор Дмитрич размашисто завизировал Владино заявление, и она, окрыленная, опять спустилась в приемную комиссию.
– Все! Можно тебя поздравить! – неискренне сказала кадровичка. – С понедельника у нас начинается отработка в теплицах, в девять утра ждем тебя в рабочей одежде вон там, за спортплощадкой. Там как раз все первокурсники будут, заодно и познакомишься. Так уж у нас принято: кто постарше – в учебном корпусе к первому сентября готовятся, стекла моют, столы расставляют, или методички сортируют, а кто только поступил – в теплице, ну и участки нужно вскопать. Умеешь?
Влада с доброй грустью вспомнила семью, дачу, картошку, а потом – и Севу, и чувствуя, что вот-вот заплачет, кивнула.
– Общежития-то у нас нет, ты одна будешь иногородняя. Жить-то есть где?
За Владу ответил Товстыко:
– У меня она будет жить. Благо, места полно.
– Саша! – умилилась приемщица. – Так что ж, это твоя родственница?
– И так можно сказать. Мы с ее отцом – Семеном Костровым – почти кровные братья. – И он провел по своему шраму от брови до нижней челюсти.
Вечером они сидели на кухне в крепком кирпичном доме дяди Саши, вместе с его невысокой расторопной женой тетей Галей, пили чай с тортом, и Товстыко неторопливо и обстоятельно рассказывал о себе.
– Правильно, считаю, сделали, что переехали. Вышло то как: я после травмы в больнице долго провалялся, зрение у меня упало очень. Из розыска меня бы по любому перевели, а еще хуже, перевели бы на склад или в тире сидеть. А тут как раз знакомый один, с Питера, Егор Марченко, мы работали с ним по одной группировке, написал, что из органов его попросили: полез куда не надо, и он основал охранное предприятие – ЧОП «Панцер». Ну я с ним связался, и он меня и пригласил замом, и квартиру подыскал. Мы, недолго думая, и переехали со всей семьей. А потом Марченко в Голландию уехал, а я директором стал. Да и контора наша к тому времени разрослась. А техникум мы охраняем, и ребята мои кражу очень крупную предотвратили. Ну и директор мне обещал любую помощь. Вот так все и вышло. А Светка, дочка наша, замуж вышла за москвича, уехала – нам совсем скучно теперь, живи, сколько хочешь!
Влада наконец решила задать вопрос, который мучил ее столько времени:
– Дядя Саша, только мне папа так и не объяснил про какой-то «должок», говорит, вы все расскажете.
Товстыко засмеялся:
– Да чего там! Как в боевике все вышло! Колхозном! Молодые еще были, старлеи, мне двадцать шесть, Семену где-то столько же. – Было видно, что дяде Саше ужасно нравится рассказывать милицейские байки, как и отцу, кстати. – А к нам в Пензу тогда приехал известный писатель, как же его звали? Федоренко, что ли? Помню, что Виктор Григорьевич, а фамилию что-то подзабы, помню – хохляцкая какая-то. Ну вот, его и ухлопали на Урицкой, там знаешь, где бараки за мостом? Непонятно тогда было, зачем он туда поперся! А там живут вор на воре! Ну что, пошли мы по квартирам, опрашивать, кто чего видел. А там такое еще местечко, что в любую квартиру заходи с ордером и хоть всех арестовывай. И вот в одной хазе мне в голову лопату метнули. А Семен же десантник, реакция у него получше была, чем у меня, он как-то мне ноги подбил, я и упал. Лопата мне по касательной прошла, а в дверь вот на столько воткнулась, – Товстыко развел ладони, – Я в кровище весь! Ну мы там всех повязали, а меня потом в больницу. Оказалось, нерв поврежден в глазу, зрение потом стало падать. Ну а Семену я сразу сказал, что он захочет, все для него сделаю. Ну а тебе с учебой помочь, тем более дочке – это ерунда, я бы и так помог. Скажем так: это службишка, не служба, служба впереди будет. Я тебе потом с работой помогу, так что учись хорошо.
– А писателя-то кто убил?
– А его вообще другие зарубили. Из другого дома. Он пошел речку смотреть, искал туалет во дворах и нарвался. Топор нашли на помойке потом, ну и ходили по всем спрашивали: где ваш топор? А этот – не ваш ли? Не соседский ли? Вообще то дело скучное было. Оперработа знаешь на что похожа? Дают тебе два тома «Войны и мира» и говорят, подсчитай-ка, сколько раз здесь встречаются слова «переворот», например, «оловянный» и «опять». Вот ты и считаешь: «опять» употребляется тридцать пять тысяч раз, «оловянный» – десять, а «переворот» – вообще ни разу. Только тут не книжку читаешь, а людей. Да и люди-то, по правде сказать, не особенно. Но это тогда казалось, что правильное дело делаю, что в говне копаюсь, извините за грубость. А для кого? Все эти травмы, психику сломанные, запои все, для кого это все? Правильно я сделал, что ушел. – Но в глазах Товстыко читалось что-то такое, что говорило, кричало: нет, нет, неправильно!
Утром Влада отправилась на сельхозпрактику к теплицам.
Пенза. Начало рабочего дня
Читая периодику и художественную литературу, где были ярко описаны губернаторы-рецидивисты, мафиози и наркобароны, больше всего негодовал Губернатор Пензенской области Владимир Фомич Бондарев. Сам он был обычный хозяйственник, бывший председатель колхоза крепкий производственник и талантливый управленец. Он хорошо разбирался в настоящей, а не газетной политике и экономике. Ну а что он был связан с татарской диаспорой и чуть-чуть еврейской – это политика! Что в центре города мечеть построил – за все платить приходится. Что он немножко контролировал ювелирные магазины и был избран лучшим предпринимателем области – это экономика! Что решил ввозить
