в область гастайбайтеров со Средней Азии – а что делать, если свои работать не хотят?
Ну а что домик большой с флигелем для слуг: неужели губернатор должен ютиться в однокомнатной хрущевке? А на работу – на троллейбусе? Так не бывает, родные. Вы не живете в коттедже, но и не работаете с шести утра до полночи. Каждому – свое! Хочешь ездить на «Мерсе» – работай! Хочешь спиваться в разваленной избе – пожалуйста, бухай! А тут не такой и мёд: даже в сортир и то с охраной! А что с бандитами приходится общаться – что ж от них, под кровать, что ли, прятаться? Это работа такая! Что матери в деревню асфальт с газом провел, так что ж ее, в дом престарелых отдавать?
Владимир Фомич не очень жаловал газетчиков. Когда на выборах оппозиционные проститутки пера облили его грязью как только можно, после своей победы он постарался, чтобы хамские газеты были закрыты «по собственному желанию». Этим конечно, нельзя погубить подлых журналистов, которые сразу перешли в другие издания и изредка продолжали плеваться ядовитой слюной. С огромным неудовольствием губернатор перелистывал страницы пензенских органов печати: «Гитлеровцы поднимают голову», «Озверевший нацист совершает бесчеловечное убийство», «Пенза становится фашистской столицей России». Как следствие этой шумихи, в приемную Бондарева позвонил очень влиятельный московский чиновник.
– Чего там у тебя происходит, Владимир Фомич?
– Да газетчики совсем с ума спятили!
– Ты мне это брось! Ты что ж не знаешь, что в стране происходит! В Питере вон девочку таджикскую убили восьмилетнюю, а у тебя вообще троих цыган сразу. Да еще и ритуально, головы поотрубали! Скоро уже Хрустальные ночи начнутся. А Президент только-только говорил об этом. В общем, я слышал, что к вам комиссия от ООН собирается с расследованием, со всеми вытекающими последствиями. Думай, мотай на ус. Подкузьмил ты нам. Президент в мире только начал доказывать, что мы развитое государство, демократия у нас, а тут – на тебе! Штурмовые бригады! Германия тридцать третьего!
Этот разговор просто взбесил губернатора. Он вызвал к себе начальника отдела по связям с общественностью, устроил ему глобальную выволочку и потребовал, чтобы все фашистские сплетни из газет исчезли навеки. Сразу же он попросил соединить с начальником УВД области генерал-майором Куликовым.
– Ты, блин, Владимир Иванович, вообще, что ли, не понимаешь ни хера? – Бондарев в устной речи обильно употреблял простые народные обороты, которые здесь сглажены максимально. – Сейчас приедут ООН-овцы, блин… И что будет? Меня первого высушат, за то, что из города рассадник фашизма устроил, так тебя, а тебя – за то, что попустительствовал и не вел профилактику. А уж коммунисты обоссутся от радости, блин.
– Владим Фомич, да я же как думал: наоборот! УВД области разоблачило гидру, отрубило фашистские щупальца… Мне ребята из пресс-центра уже пару вариантов статеек принесли… Как раз Президент решил войну объявить скинхедам, и мы вроде вовремя обезвредили…
– Ты, блин, статейки эти сраные в попу запихай своим писакам долбанутым. Заколебали уже, блин. Ты, блин, прежде чем чего решить на уровне страны, сперва со мной посоветуйся. Кобздец, блин! Уж от тебя никак не ожидал, Владимир Иванович. Давай-ка из этого поджога рейхстага делай обычное бытовое убийство. Как – сам решай, блин. Этот мудак бритоголовый все равно сядет, что так, что этак. Правосудие в любом случае восторжествует, блин. Дела нахрен переписывай, но чтобы ни хрена никакой нацистской организации у меня в городе не оказалось. Потом сам с ними разберешься, отдельно, блин. И чтобы в газеты вообще ни хера ничего не попало. Понял? Прокурору я сейчас тоже пропистон вставлю. Все, работайте.
– Понял. Слушаюсь. Сделаем.
Некоторое время спустя после этой беседы Всеволода Ведонцева вызвали к следователю по особо важным делам Дмитрию Александровичу Капустяну. Капустян был крепким сероглазым блондином, земляком Ломоносова. У его деда, артиллериста Капустина, во фронтовом госпитале перепутали фамилию, отчего она приобрела смешной армянский оттенок.
– Ну, чего, Сева, речь защитную приготовил?
– Приготовил.
– Придется переделывать. Нынче вышла для тебя хорошая весть. Отныне статья 282 под названием «Возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды» часть 2-я с тебя снимается. Пойдешь только по 105 «Убийство». Но это еще не все. В статье 105 мы убираем часть вторую пункт «л», который звучит как «убийство по мотиву национальной, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести». Доволен? Пойдешь только по убийству двух и более лиц.
Всеволод спокойно выслушал это известие и ответил:
– А мне-то какая разница? Это же все равно особо тяжкое преступление. От восьми до двадцати либо пожизненное заключение. А про национальную ненависть все равно бы ничего не вышло у вас доказать. Нет у меня никакой расовой ненависти, есть здоровый патриотизм и любовь к своему народу. А что за расовая ненависть – я вообще не знаю что это такое. А кровная месть? Если считать, что в венах всех русских людей течет одна кровь, то я с погибшей от рук цыганских фашистов девушкой Юлей, конечно одной крови. Но в суде, я полагаю, таких фольклористов не будет. Обидно только, Дмитрий Александрович, что вы из меня, простого русского парня, фашиста какого-то делаете. У меня ведь дед на войне погиб под Курском.
– Ну вот и все. Мы прозрели, и поняли, что ты никакой не фашист. А раз людей порешил, цыгане они или нет, все равно нужно понести наказание. Правильно?
– Правильно, да не совсем. Эти ваши так называемые люди, были именно цыганами. Более того, у них в доме находился наркопритон. И они обесчестили и убили русскую девушку. И если бы не я, простой рабочий, то кто бы выполнил функции наказания? Государство им пособие по безработице платит, оказывает социальную поддержку как беженцам. Вы, в принципе, можете вещи своими именами называть. Боитесь, что у начальства штаны на заднице задымятся, когда дело всплывет. Хотите дело перекроить, допросы переделать, а убийство мое превратить в бытовуху. Не выйдет. Я знал, конечно, что русских травят, то до такой степени – даже поверить не мог. Вот где фашизм! Геноцид! Не выйдет, капитан. Все обо всем узнают: и про шинки наркомановские, и про то, что убийцы русских девочек на воле живут. И про предложение ваше тоже противозаконное, извините уж, все узнают.
Следователь ухмыльнулся.
– Хорошо говоришь. Но все же ты зря. При предлагаемом раскладе, тем более, если судья на твою сторону встанет, реально можешь получить лет восемь. Тем более, плюс все хвалебные отзывы о тебе с детского садика, школы, института, армии и работы.
– А то что я на постоянном учете ФСБ и РУБОПа как раз по пропаганде межнациональной розни?
– Все это уберем. Бумаженцию твою дурацкую со свастиками – потеряем. Будешь обычный гражданин. Шел домой ночью… Вобщем, придумаешь что-нибудь! Вот тебе ручка, пиши. – Капустян закурил. – Тем более явка с повинной! Может и тебе вообще условно дадут. – Засмеялся, откашливаясь от дыма, попавшего не в то горло. – Ну и разумеется, дело потом в суд пойдет, твоих друзей бритых мы искать не будем. Как хотел один пойти, так и пойдешь.
Вскоре Сева передал следователю исписанный листок.
Из показаний подследственного следовало, что у него было плохое настроение, в связи с тем, что его на планерке на заводе очень сильно ругал директор и грозил увольнением. Находясь в состоянии стресса, близкого к панике, Сева купил несколько бутылок пива и до ночи просидел в сквере за остановкой «Овражек». Уже за полночь он понял, что нужно возвращаться домой, но так как денег не осталось, пришлось идти пешком. Когда он проходил через поселок Черный Овражек, его в грубой форме окликнули трое неизвестных. Было темно, лиц он не видел. Он не отреагировал, тогда неизвестные догнали его, окружили и начали наносить удары по корпусу и лицу. У одного из них был топор, которым неизвестный грозился Севу зарубить. Сева, пользуясь тем, что был чемпионом по рукопашному бою Свердловского гарнизона, сумел обезоружить нападавшего и завладел топором. Тогда один из нападавших вытащил пистолет системы «Тульский Токарева», направил в голову
