беленькие и пушистые. Даже суровый командир Стоян. Хорошо, что я именно к ним попала.
Ну и крепкой же оказалась эта волколачка, долго охотников водила раненая-то. Солнце уж за полдень перевалило, когда мы наконец их встретили. Прямо до реки они за ней гнались, там, уже вконец обессилевшую, удалось второй раз подстрелить. Так она с берега в воду сиганула, пыталась плыть, но не справилась с течением — утонула. Мы поговорили, потрепались немного и решили перекусить, прежде чем домой двигать.
Поехали назад, приглядывая удобную полянку для привала. И тут мой колокольчик загремел всерьез! Я завертела головой по сторонам:
— Стоян, ребята, что-то не так. Где-то рядом опасность. Близко!
Мужики, уже привыкшие доверять моему чутью, замолкли, стали прислушиваться, всматриваться в просветы между деревьями. И тут кони забеспокоились. Моя Росинка передала мне неясную тревогу. Угроза откуда-то сзади и справа. Вскоре послышался странный шум. А потом мы увидели! Не приведи, Господи, увидеть такое еще раз! Прямо на нас двигалось… бучило! И все, что было у него на пути, исчезало, словно проваливаясь сквозь землю: деревья, трава, кусты, все!!
Я с перепугу шарахнула в него молнией, молния исчезла так, как брошенный в воду камень. И тут мы, не сговариваясь, пришпорили коней.
Мама дорогая, как мы мчались! Будто нас за п ятки кто хватал. Впрочем, так оно и было. Бучило от нас почти не отставало. А за ним оставалась ровная неширокая просека, полоса бурой безжизненной земли. Сколько ж оно может сожрать? Неужто не лопнет?
Спасибо Кедрам, они не оставили нас в беде. Я почувствовала их призыв. Вот не знаю как, не могу объяснить, а поняла, что надо к ним скакать. Я так и закричала — давайте, мол, к кедрам, что на пригорке растут. Ну мы и дали! Взлетели на пригорок к кедрам и остановились. Потому что кони уже на пределе были, да и мне поверили. И бучило остановилось! Налетело на пригорок, точно на стенку какую! Налетело и откатилось. И пошло-поехало вокруг пригорка. Чтобы, значит, нас не упустить, вот так!
— Кедры его не пускают! Смотрите, оно налетело на корни кедров и откатилось!
— Пресветлые боги! Никогда не видел, чтобы бучило ходило!
— А кто об этом слышал?!
— Что же нам теперь делать? Не сидеть же здесь до скончания века?
Его надо остановить! Оно же может и на заставу уйти!
— Так вот о каком бучиле Водяной говорил!
Мы галдели, как стайка школьниц на переменке, отходя от шока. А когда выговорились, призадумались. На самом деле, как же нам с этим проклятущим бучилом справиться? Даже приуныли слегка. Потом решили сделать при вал, как хотели. А после уж думать и решать. Вот сидим мы под кедрами, жуем «сухпай» и гадаем, что еще это бучило отчебучит? Воины и так, и этак проблему рассматривают, а я прислонилась спиной к стволу кедра, сижу и вроде ни о чем не думаю. И вдруг осознала как бы, что такое бучило!
Представилось мне, что бучило — тот же чирей. Вот как у человека вскакивает фурункул где-нибудь, так и на лике Матушки-земли появляется такая гадость — бучило. Не само по себе, понятно. По чьей-то злой воле. По чьей именно, мне не разобраться. Во всяком случае, пока. Ну а раз чирей, так, значит, и убирать его надо как чирей.
— Ребятки, так говорите, бучило от осиновой жерди сдыхает? — я аж подскочила от догадки.
— Ну да! Только те не двигались, а этот же сбежит, — ребятки уставились на меня с веселым недоумением.
— Колья осиновые у вас остались? — Я от нетерпения переминалась с ноги на ногу на месте.
— Остались и колья, и жердь у меня к седлу приторочена вместо копья, — сказал основа тельный Сом. — Только как же ты его на месте-то удержишь?
— Попробую я выдавить его из земли, а вы уж тут смотрите, успевайте кольями и жердью.
И я приступила к выдавливанию бучила из земли-матушки. Я представила большие и сильные пальцы, которыми нажимаю на землю вокруг бучила. Давлю вниз и к центру, так, чтобы захватить весь стержень. И земля мне ответила. Я почувствовала вдруг ее боль и обиду — ведь это мерзкое чудовище, не спросясь, причиняет ей боль, уничтожая то, что так любовно взращивает она — траву и деревья. Разрывает ее плоть и оставляет уродливые и болючие шрамы-следы. Я почувствовала ее желание освободиться от этой гадости и благодарность мне за то, что я ей в этом помогаю. И бучило подалось! С громким чмоком земля вдруг вспучилась, и полезло вверх что-то отвратительное гнойно-белого цвета. Полезло, изгибаясь и клубясь какими-то комками, буграми и наплывами. Зрелище, скажу я вам, не для слабонервных! Воины слабонервными не были, поэтому вовремя успели утыкать чудовище кольями, ловко отскакивая каждый раз в сторону.
Бучило взвыло! Это был какой-то ультразвук, который ударил по нервам так, что хотелось заткнуть уши и бежать куда подальше. Я с пре великим трудом удержала «пальцы» и давила, давила, давила! Мужички тоже не дрогнули и воткнули жердь в самую середку бучила. Оно задергалось, извиваясь, выдернулось наконец из земли и вдруг опало, скукожилось, стало быстро усыхать и осыпаться бурой пылью.
Когда все закончилось, я просто без сил повалилась на землю. Воины, потрясенные всем произошедшим, подняли меня и отнесли к кедру, прислонили к стволу спиной. Я сидела, бездумно улыбаясь, и чувствовала, как сила вливается в меня через этот ствол, как удовлетворенно вздохнула земля, как успокаивается колокольчик тревоги. Вереск восторженно улыбался мне всеми своими конопушками. Воины весело переговаривались и шутили. Рысь подал мне фляжку с водой, а Стоян с тревогой спросил — все ли у меня в порядке. А мне было спокойно и тепло от их участия. И еще очень хотелось спать.
Домой мы добрались без особых приключений. У всех было приподнятое настроение. Еще бы! Все беды да несчастья, а тут наконец-то такая бескровная победа. И волколаков побили, и с ходячим бучилом справились. Меня все старались наперебой чем-нибудь вкусненьким угостить, что-нибудь приятное сказать. Ленка бы от зависти повесилась! А я потихоньку смылась ото всех в свой закуток и повалилась спать! Вот только поспать мне не дали. Разбудили среди ночи. Ну, это уже какой-то традицией становится!
Была глубокая ночь, когда Вереск легонько тронул меня за плечо:
— Тата, караульный прибег от вашего дома. Говорит, там кто-то плачет.
Я уже научилась подниматься, как в армии, по тревоге. Уже через минуту при полном па раде (правда, без кольчуги) я мчалась к дому. Вереск, Стоян и, как ни странно, Рысь от меня не отставали. Они, в отличие от меня, были в кольчугах и с оружием. Мне это показалось лишним, потому что я уже знала — кто плачет в доме.
Я не дала себя обогнать, и, несмотря на страшное недовольство моих спутников, влетела в избу первой. Так и есть — на лавке сидел Яська, живой и невредимый. Я зажгла лампу под потолком, точнее, подвесила яркий осветительный шарик (этому простенькому волшебству меня Яська же и научил). Пожалуй, насчет невредимости я поторопилась.
Довольно упитанный и опрятный, Яська похудел так, что его упругие румяные щеки превратились в дряблые желтые мешки. Всегда причесанная густая и длинная шерстка походила на грязный спутанный клубок шерсти, только что без застрявших репьев. Штаны под слоем пыли и грязи потеряли первоначальный цвет. А под правым глазом- бусинкой красовался роскошный густо-фиолетовый фингал. Яська тер грязными кулаками глаза и плакал так безутешно и горько, что у меня сердце остановилось. Я упала перед Яськой на колени:
— Яся, лапонька, что случилось? Что с Наной?
— Нана в плену-у-у! У Косте-е-е-я! Она-а-а… Та-а-ам… а-а- а!
— Жива?
— Да-а-а… пока-а-а-а…
Что-то вразумительное из Яськи вытянуть было невозможно. Он плакал так безутешно, что у нас самих в носу чесалось и слезы пробивали.
— Вот что, — я взяла Яську за руку, — давай-ка, дружок, умоемся, поедим, чайку попьем, и ты все по порядку расскажешь.
Яська без сопротивления пошел со мной к умывальнику, а Стоян отправил караульных на кашеварню. Сам же с помощью Вереска принялся раздувать самовар. Только не преуспел, самовар потом Яська мигом закипятил. А пока я его умывала и расчесывала, как маленького.
Яська был в таком состоянии, что подчинялся безропотно. Похоже, что его такая непривычная для него забота успокоила. Потом я немного полечила его подбитый глаз. Вот уж не знала, что домовому можно фингал поставить, как простому смертному. Наконец умытый и прибранный Яська в чистых, неизменно красных штанах сидел за сто ком и уплетал остывшую кашу, запивая козьим молоком. А мы с жалостью и тревогой смотрели на него. Здорово же он оголодал в своих странствиях. Что же там с ними случилось? Почему Нана в плену? Еле дождались, когда домовой утолит голод. А потом мы пили все вместе чай и слушали Яськину повесть.
Стоян и слушать Тату не хотел, какая еще тебе облава, хватит приключений! Ну, от Татки так просто не отделаешься. Не знаю, что она ему говорила, мне не слышно было. А потом вот что случилось. Как всегда об эту пору, на площадке перед общим домом шли тренировочные бои. И вдруг на нас как будто волны страха накатили. Откуда бы ему взяться, чего можно испугаться среди бела дня в своем доме? Все остановились, стали с тревогой озираться: что, откуда, почему? Оружие на изготовку, привычный для боя строй… И вдруг все ушло. Сто им, друг на друга смотрим — чего это на нас нашло?
Это потом мне Татка сказала, что она Стояна так убеждала. Смо-де-ли- ро-ва-ла э-мо-ци-о-наль-ный фон, чтобы привлечь волколаков. На верное, этим и убедила, потому что вместо обычной загонной охоты решил он устроить охоту «на подсадную утку». И этой самой уткой должна была стать Тата. Ну, не одна, конечно. С ней сам Стоян пошел, Сом еще и Мошка — этот из клана
