Он взял фотографию в руки.
Раннее лето, ласковое солнце, безоблачное небо, изумрудная трава. Улыбающаяся Виктория раскачивалась в гамаке, натянутом между цветущими плодовыми деревьями. Широкая длинная юбка ярким облаком взметнулась вверх, да так и замерла навеки в кадре. На заднем плане застыла какая-то женщина в большой соломенной шляпе, скрывающей лицо. Она как-то очень знакомо склонила голову набок. Слишком знакомо...
Антон воровато оглянулся. В коридоре никого не было. Быстро сунул фотографию за пазуху, во внутренний карман куртки, и захлопнул дверцы шкафа. Переместился на кухню. Две чашки из-под чая в мойке, вытряхнутая, но не вымытая пепельница. Антон заглянул под раковину, где по идее должно было стоять помойное ведро. Оно и стояло, только пустое. Никаких тебе окурков. В малюсенькой ванне все было, как и описывала Раиса. Перевернутый таз, разбросанное белье, капли крови на голубом кафеле.
«Как же выяснить, выжила ли она?» – с досадой подумал Антон. Мало того что он не представлял себе, в какую больницу ее увезли. Он даже не знал ее фамилии! И у соседок спросить не мог – все-таки «племянник».
Антон бесшумно вернулся в коридор. Прислушался. До него донеслись приглушенные голоса. Значит, соседки стояли прямо у двери Валентины.
Он быстро вернулся в ванну, на полную мощность открыл краны. Трубы оглушительно загудели.
Потом метнулся к телефону, набрал номер своего мобильника. Когда заиграла мелодия из фильма «Крестный отец», подошел вплотную к двери. Тишина. Тетки замерли в ожидании.
– Алло! – громко сказал Антон в молчащую трубку. – Неужели? Конечно, конечно. Сейчас выезжаю!
– Как хорошо, девушки, что вы еще не ушли, – объявил он, выходя на лестничную клетку. «Мохеровая шапка» подозрительно уставилась на его руки – не спер ли чего? – А то мне с работы позвонили. Надо срочно ехать... Эх, жаль, с тетушкой не пообщался. Вы уж ей от меня поклоны передайте, когда она из больницы выпишется. Спасибо! – крикнул он, сбегая вниз по лестнице.
Ну вот и все. Спектакль окончен. На все про все ему понадобилось от силы пять минут.
Антон вышел из подъезда и закурил. На улице уже совсем стемнело, а на часах натикало всего половина пятого. Ноябрь – самый темный месяц в году. И на сердце у Антона было так же темно.
Перепрыгивая через ледяные лужи, Молчанов бегом устремился к машине. Плюхнулся на сиденье, повернул ключ зажигания. Пока прогревался мотор, извлек из кармана фотографию. Включил в салоне свет.
Счастливая, беззаботная улыбка, горящие глаза. Именно такой запечатлел Вику Свиридову фотоаппарат. А ведь снимок был сделан в конце июня нынешнего года, о чем свидетельствовала дата в правом нижнем углу. Весна и начало лета выдались холодными, поэтому сбитые с толку деревья зацвели позже обычного.
В конце июня... То есть почти три месяца спустя после Викиного исчезновения из жизни друзей и знакомых. Где-то ведь она была все эти три месяца! Может быть, прав Альберт Кудрявцев и она действительно добровольно скрылась и живет себе поживает в свое удовольствие? Даже не подозревая о том, что ее усиленно ищут.
Но где она может быть? Антон пристально вгляделся в ландшафт на фотографии. Что это? Чья-то дача? Идеально подстриженный газон, геометрически ровный ряд деревьев. На дачный участок не похоже. Тогда что это? Парк? Сад?
Но если Вика Свиридова жива и здорова, к чему тогда было убивать несчастную Валентину?
И еще эта женщина в соломенной шляпе. Опять дежавю?
Антон тряхнул головой и включил радио.
«... И ее изумрудные брови колосятся под знаком луны...» – донеслось из динамиков. Антон даже подпрыгнул. Вот это да! Вот это текст!
Неожиданно поднялось настроение. Молчанов усмехнулся и нажал на акселератор.
Глава 26
Ночью выпал снег.
Таня стояла у окна. Удивительно, как преобразилась природа. Выяснилось, что территория больничного парка гораздо больше, чем казалась. Потому что раньше черная земля сливалась с темными силуэтами деревьев в одно сплошное серое пятно и оценить размеры парка не представлялось возможным. Теперь же белоснежный ковер расстилался далеко-далеко, за горизонт.
Снег продолжал валить плотной стеной. Внезапно в мозгу возникла картинка: две расплывчатые фигуры в зыбкой снежной пелене. Мужчина и женщина, взявшись за руки, бредут по зимнему лесу. Таня видела их со спины, но себя узнала сразу же. По куртке. Яркой, красно-синей.
Она отчетливо вспомнила, как покупала эту куртку на распродаже в магазине «Reebok».
– Вам очень идет, – сказала продавщица. – Блондинкам вообще яркие цвета идут. Берите, не пожалеете...
Всполохи прошлого, все чаще и чаще посещавшие Таню, радовали и одновременно пугали. Благодаря этим кратким, обрывочным воспоминаниям, она потихоньку обретала себя. Словно создавала заново. Как в детской игре, когда на пластмассовый стержень нанизывают кольца. Одно за другим, одно за другим. Пока стержень не превратится в пирамиду.
Танина пирамида была выстроена неправильно. Ее собственные кольца воспоминаний совершенно не совпадали с теми, которые ей навязывали окружающие ее люди. Ни по размеру, ни по содержанию...
Сколько вопросов, господи, и ни одного ответа.
Она зажмурилась, пытаясь воспроизвести ускользнувшее видение.
Кто тот мужчина рядом с ней? Друг? Враг? «Повернись! – взмолилась Таня. – Пожалуйста, повернись!»
Словно вняв ее мольбам, он повернулся. Улыбка, озарившая его лицо, была до боли родной. Он улыбался ей, Тане. «Кто ты?» – спросила она. Но черная дыра памяти хранила упорное молчание.
Из коридора послышались бодрые шаги, в замке звякнул ключ, распахнулась дверь.
– Доброе утро! – радостно воскликнул Кречетов.
– Зачем вы меня запираете? – вместо приветствия спросила Таня. – Я что, представляю угрозу для окружающих?
– Да Господь с вами, Танюша! – улыбнулся Владимир Алексеевич. – Это для вашего же блага. Вам противопоказано волноваться, нужно больше отдыхать, спать. Набираться сил.
– Для чего? – усмехнулась Таня.
– Что для чего? – не понял доктор.
– Сил набираться для чего?
– Для возвращения к полноценной жизни! Не забывайте о том, что вы долго пробыли в коме. Последствия ее весьма разнообразны и чрезвычайно коварны. На самом деле выход из комы – чудесное, редкое событие, на восстановление уходят по большей части годы. Это только в кино герои, провалявшись на больничной койке без сознания, вскакивают и бегут разбираться с врагами. В реальности, увы, все сложнее. – Владимир Алексеевич сцепил руки за спиной и принялся вышагивать по палате. – Степень полноты восстановления психической деятельности и соответствующей социальной адаптации целиком зависят от длительности и глубины комы. Обычно у пациентов, перенесших кому, неадекватная реакция на окружающее, неверная оценка собственного состояния. Что мы и наблюдаем в вашем конкретном случае.
– И в чем же это, по-вашему, проявляется? – Таня снова отвернулась к окну.
– Во всем, буквально во всем. Помимо амнезии – в вашем недоверии, в ваших страхах, в ложных воспоминаниях.
– В ложных? – вздрогнула Таня и обняла себя обеими руками.
– Безусловно. – Владимир Алексеевич неслышно подошел сзади, уткнулся в Танину шею и прошептал: – Вы руководствуетесь абстрактными знаниями о том, чего никогда непосредственно ни видеть, ни слышать, ни осязать не могли. – Кречетов обхватил Таню за плечи, нежным, настойчивым жестом повернул лицом к себе. – Вам необходимо терпение. Нам необходимо терпение... – добавил он, сделав ударение на слове «нам», и коснулся губами ее губ.
У Тани закружилась голова, сердце сбилось с ритма. Она забыла обо всем: о снежной пелене, о
