— Когда его построили, никто так не считал, — ответил Пемзе, разливая чай. — Ругали на все корки, как и прочие великие здания. От простого «уродливо» и более откровенного «безвкусно и лишено стиля» вплоть до явного преувеличения «творение Мефистофеля». В этом и все, и ничего, и ещё кое-что. Сахару?
— Спасибо.
— Итак, — произнёс хозяин, как только они взяли по чашечке чая, — у вас появились новые вопросы, инспектор?
— Несколько. Не догадываетесь ли вы, каким образом Болтай собирался поднять стоимость акций «Пемзс»?
— Я очень много думал об этом со времени нашей последней встречи, — ответил лорд, — но так и не пришёл ни к какому выводу.
Джек применил иную тактику.
— Мы говорили с мистером Гранди. По его словам, Шалтай действительно предлагал ему купить свой портфель акций во время благотворительного вечера «Пемзс».
— Гранди принял предложение?
— Нет.
— Тогда зачем мне убивать Болтая? Если таков был его козырь, то он разыграл его очень не вовремя.
— А что, если он и вовсе не планировал продавать акции Гранди? Может, он собирался перепродать их… вам.
Сэр Рэндольф нахмурился и посмотрел на обоих полицейских.
— Зачем?
— Чтобы вернуть фабрику семье.
Пемзс рассмеялся.
— Если так, то я должен был лет двадцать вынашивать этот план — ведь как раз столько лет у нас проблемы. Кроме того, купил акции Болтай, а не я. У меня нет таких денег.
— Мистер Болтай мог служить вам прикрытием. По-моему, выкупи вы вдруг свои акции, аналитики из Сити задались бы вопросом: «С чего бы это?» — и цены взлетели бы до небес.
Пемзс снова рассмеялся, внутренне начиная закипать.
— Будь я преступником, инспектор, я запустил бы руку в пенсионный фонд своих работников. Я и мои пожилые родственники — единственные попечители, так что это не составило бы труда. Там больше ста миллионов — с лихвой достанет, чтобы снова поставить компанию на ноги. Но это не мои деньги. Они принадлежат рабочим. Я много лет сражался с «Пан энд Пропалл» не из чувства ответственности перед сотрудниками и не ради поддержания фамильной чести Пемзсов, но потому, что мы считаем выпуск продукции по уходу за ногами своим моральным долгом.
Он произнёс эту речь величественно и без тени юмора.
— Выпуск продукции по уходу за ногами — моральный долг?!
— Можете смеяться, инспектор, но вы не разбираетесь в ноговедении так, как я. Империя Пемзсов построена на четырёх основных принципах ухода за ногами. Без них мы ничто. Любой может производить специальные ножницы, стельки и мозольный пластырь. Однако наш принцип заключается в производстве эффективных препаратов для ног. «Пан энд Пропалл» не заинтересованы в моей фабрике или сети распространения товара. Они хотят заполучить мои патенты. Со своей сетью продаж и моими средствами от бородавок, мозолей, грибка и бурсита большого пальца они могут навсегда избавить ноги всего мира от болезней — если захотят.
— Если захотят? — переспросила Мэри.
— Именно так. Они могут сохранить наши патенты, но придержать их и не выпускать на мировой рынок. Средства, которые смягчают, но не лечат, — вот где лежат настоящие деньги! А «Пемзс», напротив, всегда считал своей целью служение обществу. Пожелай я играть на одной доске с «Пропалл», уже был бы миллиардером.
Голос Пемзса становился все громче и громче. Грандиозность перспективы явно захватила его.
— Без конкуренции с нашей стороны руки у них окажутся развязаны. Ноги сделаются золотой жилой, чего и добивается алчный Соломон Гранди!
Он раскраснелся, но вскоре взял себя в руки, глотнул чаю, извинился перед Мэри за несдержанность и пояснил:
— Мне невыносима мысль, инспектор, что в субботу Джеллимен будет пожимать этому типу руки и осыпать его похвалами. Если бы Джеллимен хоть что-нибудь понимал в ногах, он бы не почести Соломону Гранди воздавал, а возбудил против него уголовное дело.
— Вы не знаете, где мистер Болтай жил последний год?
— Боюсь, нет. Я не видел его ни разу, разве что во время благотворительного вечера.
Джек поставил чай и достал из кармана фотографию Тома Томма.
— Вам знакомо это лицо?
Пемзс надел очки и посмотрел на снимок.
— Да, вроде бы видел его с Болтаем пару раз.
— А этого? — сказал Джек, протягивая ему фото Винки.
— Боюсь, нет.
— Что вы можете сказать о Лоре Гарибальди?
— Это трагедия, инспектор. Настоящая трагедия. Ведь это я их познакомил, будь я неладен. Мы с Лорой были в редингской команде по стрельбе по тарелочкам. Она была хорошим стрелком и славной женщиной. По-моему, Болтай не заслуживал её любви.
— Благодарю за оказанную любезность, — сказал Джек, — и прошу прощения, если некоторые мои вопросы были для вас неприятны.
— Не стоит благодарности, — сказал Пемзе. — Идемте, я провожу вас.
Они встали и пошли между квазидревними каменными руинами. У них над головами, сверкая экзотически голубыми перьями на хвосте, пролетел попугай.
— Вот это птица, — прошептала Мэри.
— Норвежский голубой,[55] — с восхищением произнёс Пемзс. — Прекрасное оперение!
Глава 29
Лола Вавум
Лола Вавум была одной из величайших актрис семидесятых — восьмидесятых годов. Её открыли в 1969 году в косметическом магазинчике «Литтлвудс» и попробовали на роль Дейрдре Фарлонг в пилотном эпизоде «Моржовой улицы, 65». Уйдя из сериала через четыре года, она прорвалась на большой экран в роли экстравагантной полицейской Джулии Хэтауэй в чрезвычайно успешном фильме «Улицы Вуттон- Бассета». За ним последовала целая череда хитов: «Убийства в Адуки-Бин», «Моя сестра пасла гусей» и «Неженатик из Ладлоу», за который она удостоилась «Мильтона». В середине восьмидесятых она получала по два миллиона долларов за фильм. Затем грянула катастрофа. Череда провалов, кульминацией которых стало в 1989 году «Дело Эйр», постоянные спекуляции по поводу содержимого шкафчика в её ванной — всё это заставило актрису навсегда уйти из кино. Присутствие на благотворительной вечеринке «Пемзс» в 2004 году стало её первым появлением на публике спустя четырнадцать лет.
— Сколько?! — переспросил Джек, после краткого визита в больницу Св. Церебраллума выкроивший пять минут, чтобы проглотить бутерброд.
— Сто двадцать шесть, и ещё идут, — ответил Бейкер. — Нам некогда считать. Эшли и Тиббит внизу
