записывают имена и адреса и одновременно стараются выловить хоть крупицу информации, относящейся к делу.
— И как?
— Пока никак. Все просто хотят помочь.
— Известие о смерти Шалтая вызвало непредсказуемую реакцию в среде его бывших подружек, любовниц, партнерш и приятельниц. Цветы стали приносить к дому на Гримм-роуд сразу, как только в прессе появился некролог, и весь двор оказался ими завален. Поговаривали, что всю ночь будут гореть свечи, а несколько часов спустя в участок потянулись бывшие его возлюбленные, готовые помогать следствию, и весь свободный персонал, которого и так было мало, занимался ими. Однако та одна- единственная его подружка, с которой им хотелось поговорить, так и не явилась.
— Спасибо, Бейкер. Передай, чтобы ребята бежали прямо ко мне, как только найдут что-нибудь важное.
Бейкер кивнул и взял мобильник.
— Итак, что вам удалось обнаружить? — спросил Джек у Мэри, которая тоже воспользовалась краткой передышкой, чтобы перекусить.
— Немного, — ответила она, глядя в свои записи. — Начальником Винки в «Пан энд Пропалл» является некто Вилан. Он уверяет, что Винки был блестящим работником и его все любили. Покойный страдал нарколепсией, но и с этим справлялись: у «Пана» хорошая репутация в смысле охраны здоровья работников. Ничем не упрекнешь. Имелось, правда, несколько случаев, когда можно было бы отпустить шуточку по поводу нарколептических расходов, но все промолчали.
— А каково мнение его сотрудников насчёт того, хватило бы ему пороху шантажировать киллера?
— Он был человеком занятым и немного нервным. Почему — никто не знает. Вы все ещё думаете, что тут замешан Соломон Гранди?
— Нет, не думаю. Он раскрыл перед нами все карты, и, как вы и сказали, у него достаточно денег, чтобы глазом не моргнув списать со счетов два миллиона фунтов.
Джек сделал глоток чаю. Его поездка в клинику Св. Церебраллума тоже оказалась малорезультативной. Лечащий врач Винки, весьма услужливый парень по фамилии Мерфи, сказал ему, что покойный лечился от нарколепсии амбулаторно почти девять лет, посещая врача два раза в неделю. Винки пропустил вчерашний прием, так что, возможно, у него что-то и было на уме. Джек также наткнулся на доктора Кватт, которая поинтересовалась у него, как продвигается дело. Она называла Шалтая Шолтом, и Джеку подумалось, нет ли в общей куче и её венка.
Он доел бутерброд, вытер руки и губы носовым платком и на мгновение задумался. «Все эти женщины…»
— Кстати, — сказал Бейкер, — Джорджо Порджа готов встретиться с вами завтра ровно в девять.
Внезапно Джека осенило, и он даже прищёлкнул пальцами.
— Конечно же! Бейкер, та квартира, которую Порджа передал Шалтаю в благодарность за отмывку денег…
— А что?
— Адрес у нас есть? Я знаю, что Шалтай прожил с Лорой в «Веселом яичке» восемнадцать лет, но он мог сохранить то жилье за собой. Должен же он был возить куда-то всех этих девиц!
Бейкер порылся в своих бумагах и наконец нашёл адрес в одном из старых ордеров на арест Шалтая.
— Вот! — объявил он. — Пемзс-Виллас, шестьсот четырнадцать.
Старое жилище Шалтая-Болтая представляло собой огромный многоквартирный дом, построенный «Пемзс билдинг траст» в начале прошлого века в наимоднейшем стиле той эпохи. В тридцатых-сороковых годах он считался очень престижным, но затем его популярность начала падать. Дорогое в содержании и ни разу не перестраивавшееся здание постоянно меняло хозяев, с каждым разом теряя в цене, поскольку каждый очередной домовладелец деньги-то брал, а вот привести имущество в порядок или хотя бы сделать необходимый ремонт не удосуживался. Некогда фешенебельные апартаменты превратились теперь в жалкую дыру — элитный вариант развалюхи на Гримм-роуд. Краска давно облезла, лепнина поплыла и размякла от ветра и дождя.
Джек, Мэри и Бейкер вошли в сырой холл, где их объял теплом густой запах тления. Из двухсот квартир, по словам дряхлого консьержа в выцветшей форме коридорного, заняты были едва ли восемь. Остальные были заколочены, а раковины, ванны и унитазы сняты, чтобы отвадить бомжей. Дом принадлежал богатому финансисту, который ждал, когда съедут последние жильцы, чтобы снести ветхое здание и построить на этом месте элитную парковку. Консьерж показал им лестницу. Лифт, если верить его рассказам, сломался ещё в семьдесят втором.
Квартира Болтая находилась на шестом этаже, и, пока они шли следом за Бейкером по скрипучей винтовой лестнице, Джек рассматривал перила и куполообразную стеклянную крышу, тысячи трещинок в которой были заклеены скотчем. Перила еле держались, и от малейшего прикосновения к ним поднимались облачка высохшей плесени. На каждой лестничной клетке маячили запертые на висячий замок двери.
— Какая там у него квартира? — спросил Джек.
— Номер шестьсот четырнадцать, — шёпотом ответил Бейкер. — Это туда.
Он медленно повел их по коридору через пожарный выход, заклиненный, чтобы не закрывался, мимо ржавых настенных светильников, в которых горели слабенькие лампочки. Когда они подошли к дверям квартиры Болтая, с древнего ковра поднялась пыль. При свете карманного фонарика Джека они разглядели, что ковер весь в грязи и клочьях пыли, а на дверной ручке поселился маленький паучок. Всё было покрыто толстым слоем пыли.
— Здесь давно никто не бывал, — заметил Бейкер.
Сзади им ответил низкий хрипловатый женский голос:
— Да уж почти год, дорогие мои.
Они обернулись. Перед ними, пронзая взглядом стигийскую тьму коридора, застыла в эффектной позе женщина лет пятидесяти пяти. На лице тщательно отработанное выражение молчаливого безразличия, на губах блуждает полуулыбка. Волосы накручены на бигуди, в зубах дорогая сигарета. Губы наспех накрашены ярко-красной помадой, кружевная блузка расстегнута ровно настолько, чтобы показать ложбинку между грудей. На плечи наброшена светлая кашемировая кофта, юбка до колена плотно облегает ладную фигуру. Женщина немного помолчала, облокотилась о косяк и окинула визитеров взглядом, который можно было бы назвать знойным, будь ей лет на двадцать поменьше.
— П-простите? — заикаясь, переспросил Джек, ошарашенный представшим перед ним завораживающим зрелищем.
— Почти год, — повторила она. — Я звонила им насчёт душа, но так никого и не дождалась. Сволочи они все, милый мой.
Она затянулась сигаретой и выпустила колечко дыма. Джек подошёл к ней.
— Я знаю вас. Вы — Лола Вавум. Вы были лучшей в кино.
— Дорогой, не думай, что я заглочу эту наживку. Не в моих правилах наступать на пятки Норме.[56] А вы-то кто?
— Инспектор Джек Шпротт из отдела сказочных преступлений. А это сержант Мэри и констебль Бейкер.
Лола кивнула в сторону Мэри, даже не взглянув на неё. Зато Бейкеру она томно протянула руку, так что ему пришлось сделать шаг, чтобы пожать её.
— Детектив Бейкер, — проворковала актриса.
— Констебль Бейкер, — поправил он с лёгкой улыбкой.
Несмотря на поблекшую красоту и старомодные манеры, Лола сохранила определённый шарм и осанку, что делало её по-прежнему привлекательной.
— Красиво звучит. Когда-то у меня был любовник по фамилии Бейкер. Он напоминал хомяка: раз начав, не мог остановиться.
— Это хорошо? — спросил Бейкер, не до конца уверенный, что понял правильно.
