цветущие кусты калины и корявые дикие яблони, но вот показались высокие серые стены и голые стропила, и Руна невольно охнула.
Дом был разорен и разрушен. Крепкая некогда изгородь повалена, только угловые столбы, сработанные из стволов двуохватных дубов, упрямо торчали в серое не по-весеннему небо, словно идолы или могильные знаки чужого и неведомого народа.
Сбитые воротины лежали в густой траве, и зеленые ящерки грелись на покрытых бурой патиной бронзовых накладах. Колодец посреди двора завален подгнившими бревнами, сарай сожжен до тла, лишь головешки грудой лежали на пепелище. Идолы богов, что стояли во дворе, были повалены и порублены топорами находчиков, каменное корыто-поилец расколото, и серые стены самого Дома, сложенные из дикого камня, закопчены и разрисованы грубыми личинами.
– Да-а… – протянул Шык: – Нагадили хуры, пёсья их загрызи! А какой Дом был, а! Эх…
Руна, увидав разор, царивший всюду, не выдержала – заплакала, уткнувшись мужу в плечо. Луня, как мог, утешал ее, но и у самого горло сжималось от горечи и злости на поганых разорителей – зачем так то?! Ведь сохранить могли, сами поселиться, на худой конец! Нет, все разрушили, сожгли, изгадили и испакостили, словно не люди они, а нелюди.
Сам Дом устоял, но лишился крыши. Хуры посбивали ставни, изрубили на куски входную дверь, а внутри поломали перила галереи-гульбища, разметали в шепки столы и лавки, проломили полы, разрушили Большой Очаг. Из дыр в полу уже поднялась трава, вьюнки заплели кое-где стены, а в углу одной из стропилин свили гнездо вороны.
Шык, первым переступив порог Дома, нахмурился:
– Гарцы тут летают, весь дух жилой выдули из стен этих. А в подполье, чую, аспиды угнездились, ежели бы мы тропой поземной пошли, как раз на них напоролись бы, их там не меньше двух десятков.
Зугур, держа наготове секиру, поднялся по замусоренным скрипучим ступеням наверх, прошелся по гульбищу, заглянул в гостевые комнаты, удивленно присвистнул и позвал остальных:
– Э-гей! Тут костяк чей-то, людской вроде. Давно убит, плоти не осталось. Но не пойму я – что за человек, откуда?
Путники следом за вагасом поднялись на гульбище, подошли к Зугуру, стоящему на пороге одной из комнат. Когда-то вход в нее был завешен покрывалом, ныне же сохранились лишь бронзовые крючья, вбитые в стену. Внутри комнаты валялись порубленные и обожженые доски, у стены на боку лежала лавка, какие-то грязные тряпки, а от окна скалил зубы на непрошенных гостей человечий череп, увенчивающий груду потемневших костей, лежащих пополам с обрывками одежды.
Шык поднял руку, стойте, мол, тут, сам шагнул вперед, приблизился к костяку и присел возле него, поводя ладонями по сторонам. Потом глухо сказал:
– Подойдите, осторожно только. Тут кое-что интересное есть. И непонятное…
Зугур, присев рядом с волхвом, протянул руку и выволок из-под тряпья недлинный меч с костяной рукоятью, весь бурый и щербатый, словно бы покрытый толстым слоем запекшейся крови. Шык острожно снял с шей мертвяка амулет на кожаном шнурке – круглый каменный кружок с вырезанной головой орла посредине. Зугур тем временем, скривившись от брезгливости, продолжал копаться в остатках одежы давно убитого человека и вскоре положил рядом с мечом наборный войский пояс, ратную руковицу с бронзовыми бляшками, скрученый из двух златых цепочек шнур с застежкой и большой кожаный сверток, тяжелый и плотный.
– Кто ж такой это, дяденька? – спросил Луня, через плечо волхва разглядывая кости. Шык вздохнул:
– Это кто-то из восходных земель, но кто он родом – не пойму. Меч, что Зугур вытащил – железный, омской работы, и цены немалой. Амулет орлиный богу горных ветров посвящен, ему, видать, этот мертвяк и поклонялся. Бог этот, как омы верят, меж вершин их гор носится, насылает на людей беды всякие, но может и благо сделать, засуху победить, туч нагнав, к примеру.
– Так, стало быть, ом это! – сказал Луня: – Оружие омское, амулет тоже.
– Только это. Все остальное чужое, и одежда, и рукавица вот. – Шык встал, внимательно поглядел на пустой череп: – И череп не омский. Этот человек при жизни скорее на джава был похож, или на жителя страны Ор-х-гван. Но и тут все не то – там так не одеваются. А самое главное – не могу понять я, как погиб он, кто убил его. Ни следов чар, ни оружия я не вижу, да и болезнь тоже стороной его обходила – здоровый был муж, годами не старый. Может, яд? Не знаю…
Шык взялся за кожаный сверток, развернул его, и вытащил наружу тончайшую костяную пластину, всю сплошь покрытую чертами и резами арских глагов.
– А это что такое? – удивился Зугур. Волхв ответил не сразу. Сперва он прочел несколько строк, потом вдруг разволновался, вытащил еще пару пластин, пробежал глазами и наконец торжествующе цокнул языком:
– Они! Это они, Скрижали Великого Веда, на коих запечатлел он все, что знал сам и что слыхал за долгую жизнь свою от других людей, и не только. Хвала силам земным и небесным, что к нам попали они, а не к хурам поганым или иным народам диким. Только вот…
Тут голос волхва осекся и он помрачнел.
– Что «только вот», дяденька? – спросил Луня. Шык тяжело вздохнул:
– Только вот коли случилось так, что Скрижали Ведовы тут оказались, стало быть, точно в живых его нету. Видать, этот муж, чьи кости тут лежат, по Ведову слову спасал скрижали, да настигла его смерть непонятная…
Луня, которого Руна с опаской все потихоньку оттягивала от груды костей, отошел в сторону, и вдруг увидал на полу среди мусора и пыли черные косточки какого-то маленького зверька. Ну косточки и косточки – может, хорек тут крысу схарчил, однако что-то привлекло Лунино внимание. Он присел, обгорелой шепкой откинул в сторону кусок заскорузлой грязной тряпки и вскрикнул, пораженый:
– Ого! Глядите-ка! Вот что за тварь этого чужака убила!
Шык, склонившись над черными маленькими костями, побледнел и сделал из пальцев знак обережный:
– Чур нас от этого, чур! Это кости ашиги, маленького демона из страны джавов. Мала она ростом, но опаснее ашиги нет твари на всем белом свете. Если вызвать ее заклинанием особым и указать на человека, даже пусть тот за множество дней пути находиться будет, помчиться ашига за тем, на кого наговор наложен, догонит в самых далеких далеках и мозг человечий выпьет, через ухо выпьет, а вместе с мозгом и душу сожрет, лишив ее посмертия.
– А потом что, и сама издохнет? – спросил со страхом в голосе Зугур, тревожно озираясь. Шык покачал головой:
– Да нет, тут, видать, так получилось. Гналась ашига за этим бедолагой, догнала, и вышла меж ними битва. У человека меч железный был, такой даже для ашиги страшен. То ли ранил он ее сперва, то ли потом в предсмертном ударе задел, не ведаю того, но только убили они друг друга. О ином хочу сказать – заклинание, что ашигу в погоню отправляет, сложное и мудренное. Даже Великий Вед не владеет им. И есть лишь один человек на свете, который знает, как заставить ашигу повиноваться. Зугур и Луня знают его, это Бжваг, он лури, шаман, могучий маг и мудрец, знающий много. Но зачем сделал он это, и что за человека убила ашига по его приказу? Может быть, когда-нибудь мы это и узнаем. А пока надо бы прикрыть отжившие свое кости, не дело это – лежать им тут просто так, всякой нечисти на потеху. Погрести его в огне мы не сможем – вся округа на костер погребальный сбежиться, а я чую, тварей тут всяких окрест изрядно шатается.
– Может, по-нашему его упокоить, в земле? – спросил Зугур. Шык кивнул:
– Давай, вон Лунька тебе поможет. А мы с Руной посмотрим тут, в Доме, может, сохранилось чего из вещей или из припасов. Соли бы хорошо найти. Руна, где у вас кладовая была?
Зугур и Луня нашли среди мусора и обломков пола в Большой горнице пару широких досок от сломанных столов, на них перенесли кости убитого ашигой неведомого человека во двор, Зугур железным мечом быстро вырыл могилу у дороги, неглубокую и узкую. Прикрыв кости на дне могилы второй доской, вагас быстро засыпал усыпальницу землей, быстро пробормотал какие-то слова на своем языке, воткнул в холмик сырой земли железный меч, но потом, подумав, вытащил его и сунул за пояс, а на могилу положил кожаную рукавицу.
