неизвестны, но суть в том, что теперь этот господин либо сошел с ума, либо стал одержимым, либо то и другое сразу. Он оставил за собой длинный кровавый след еще в княжествах и на Азеритских равнинах. Его пытались достать. Ничем хорошим для преследователей это не закончилось. Когда неуспех погони стал очевидным, они состряпали это письмишко, – Лассур похлопал по тубусу. – Умывают руки и извещают нас, какой «подарок» прибыл к нам с юга.
Гилькар негромко вздохнул. Он уже понял, зачем его пригласили.
– И у нас он, значит, продолжил свои безобразия?
– Именно. – Лассур показал глазами на бумажные листы в руках оборотня. – Прежде других поступило сообщение о шлюхе, которую он... – Лассур помедлил, размышляя, какое слово лучше подобрать для описания того, что было проделано с уличной танцовщицей, – ...которую он
– Что-нибудь пытались предпринять? – спросил оборотень, возвращая бумаги на стол с таким видом, как будто бы ни ответ на вопрос, ни содержание текста его нисколько не волновали.
– Пытались. – Лассур болезненно поморщился. Это была самая неприятная – для него – часть разговора. – Выследить его, взять живым, а лучше – прибить на месте... еще до того, как узнали обо всем этом, – он снова похлопал по тубусу. Помедлив, процедил: – Потеряли семь человек.
– Как?
– Двоих он убил каким-то заклятьем... когда их обнаружили, они раздулись чуть ли не в два раза и почернели... Как будто бы их накачали... влили в них пару ведер какой-то отравы... еще четверых – в разных местах – убил без помощи магии, оружием. Он по-прежнему очень хороший воин, сумасшествие в этом смысле ему никак не повредило... Еще одного он
– Пустынное колдовство, – задумчиво произнес Гилькар.
– Что?..
– Яд. Змеиная магия. Такой пользуются в пустыне... Он точно человек? Не скайфер?
– По крайней мере, выглядит как человек... Но если он правда из пустыни... это все усложняет.
– Почему? – Гилькар пожал плечами. – Все равно, откуда он.
– Ты не понимаешь... Он пришел с юга, пересек горы. Миновав наш город, какое-то время двигался дальше на север, но потом, похоже, повернул... Невозможно сказать со всей уверенностью – мы все-таки заставили побегать его по лесам, покружить там – но все же, кажется, общее направление, куда он движется, очевидно. Он идет на запад. Если он из пустыни, значит, туда и хочет вернуться.
– Возможно. – Гилькар зевнул. Спросил: – Мне нужно догнать его?
– Да. – Лассур протянул ему свиток – на этот раз не мягкой, легко портящейся бумаги, а более надежного и дорогого пергамента. – Здесь все твои полномочия и прочее. Подписи – моя, князя и королевского судьи – уже стоят. Найди этого ублюдка и убей на месте. Никакого суда, предъявления обвинений, приговора и прочего. Все уже сделано заочно.
Гилькар кивнул и взял свиток. Некромантов и демонологов редко брали живыми. Никто не ставил себе цели судить их по закону, выполняя все процессуальные требования. Колдуны, и особенно одержимые, были слишком опасны для того, чтобы обращаться с ними, как с обычными заключенными. В Хальстальфаре для них была организована специальная тюрьма, гасящая магию. В прочих странах, как правило, преступников- чародеев предпочитали убивать быстро, внезапно и без всякого суда – этот способ позволял вообще
На роль убийц колдунов другие колдуны подходили плохо. Городские волшебники, как правило, были слишком тяжелы на подъем, слишком привязаны к своим обиталищам.
Наилучшими кандидатами на роль убийц считались оборотни. Они плохо поддавались магии, а для обычного оружия были почти совсем неуязвимы. Они в несколько раз превосходили в скорости и силе даже самых лучших бойцов из рода людей. У оборотней была своя, родовая магия: в отличие от распространенной среди людей «классической» и стихиальной, она не могла принести им больших выгод, но вот зато, при должном уровне развития, могла служить весьма и весьма эффективным орудием убийства.
Поигрывая свитком, Гилькар спросил:
– Это все?
– Все.
Гилькар эс-Салькир, истинный оборотень из Древа Кошки, поднялся и вышел из комнаты. Предстояла охота на колдуна, и, предвкушая ее, Гилькар ощущал в себе смутное томление, схожее с тем, что испытывают все кошки при мысли о птицах.
Глава седьмая
Эдрик спустился в книгохранилище поздним утром. Там все было без изменений. Сновали по коридорам слуги, прилежно трудились в полутемных залах переписчики и книгочеи. В середине дня принесли обед. Эдрик, захвативший с собой хлеб и мясо, решил, что тарелка горячего, да еще и поданная прямо к рабочему месту, ему совсем не помешает. На этот раз, конечно, его никто не собирался кормить: князь обеспечивал пропитанием своих работников, а отнюдь не всех подряд, кто так или иначе оказался допущен к книгам. Слуги, сообщившие все это Эдрику, намекнули также, что за отдельную – не такую уж большую – плату без проблем могут договориться с поварами о дополнительной порции для него лично. Сим предложением Мардельт и воспользовался.
Вечером вернулся в гостиницу, поужинал и лег спать. С утра – опять во дворец...
Он сравнивал сохранившиеся остатки текстов с теми, что находились в подвале, в той его части, где работал Маскриб. Эдрик осознавал, что искать можно очень долго, поскольку не были известны ни наименования работ, ни имена авторов, ни то, чем они начинались и заканчивались. Безнадежно испорченные, заляпанные кровью и мясным крошевом переплеты трактирщик вырвал и уничтожил, связки листов – распотрошил так, что теперь уже невозможно было понять, что и за чем следует. Многие страницы отсутствовали, оставшиеся – перемазаны кровью и золой до такой степени, что подчас уже невозможно разобрать, что было на них написано. Эдрик, ни по профессии, ни по внутренней предрасположенности книгочеем не являвшийся – ни грамма удовольствия от изучения мозаики букв и мятых бумаг не получал. Не известно даже, сохранилось ли вообще хоть что-то от книги, которой пользовался Маскриб перед смертью: ведь если именно ее Маскриб употреблял для «вызова демона» то она, находясь ближе остальных к месту, где старикан «лопнул», вероятно, была разорвана на мелкие клочки и выкинута в таком виде вместе прочим мусором из комнаты Рапхабельта.
Просмотр тех страниц, которые все-таки сохранились, ничего не дал. Там не обнаружилось ничего такого, из-за чего стоило бы специально оповещать Фремберга. Конечно, Рапхабельт мог ошибиться и придать огромное значение какому-нибудь совершенно несущественному тексту (например, принять мистические стихи со вставками из Искаженного Наречья за какие-то особые, необычные заклятья), однако в таком случае оставалось непонятным, почему книгочей так странно погиб. Кроме того, в своем деле, по словам Фремберга, он был профессионалом, и это значило, что «мистические стихи» и прочие заигрывания с Искаженным Наречьем, которым так любили предаваться излишне образованные обеспеченные горожане, вряд ли бы его обманули. По всему выходило, что искомая книга и в самом деле должна содержать в себе что-то особенное, выдающееся; кроме того, очень и очень вероятно, что в книге описана процедура вызова демона.
Прошла неделя. Кипа просмотренных книг росла, но ни конца, ни края работы не было видно. Манускрипты на Искаженном Эдрик просматривал особо тщательно, но среди ошметков, оставшихся от рукописей Маскриба, имелось несколько текстов и на других языках, малоизвестных или вовсе забытых. Руны вились причудливой вязью, то, что могло показаться набором палочек или цепью завитков, являлось на самом деле какими-то словами, некогда значившими для авторов этих строк очень многое. Может быть, это были стихи, а может быть – история, как всегда, кровавая и безжалостная, может быть, чье-то жизнеописание, а может – выдуманный рассказ или очередная притча из жизни богов, людей или бессмертных.
