ночное путешествие не прошли незамеченными для Колодина… Интересно, действительно ли боязнь потерять Лену удерживает чемпиона в Колодине?
— А вчера Жаркова видели вместе с дочерью Осеева, — как бы вскользь бросает Комаровский.
Вот как, чемпион, вы успеваете всюду!
— Очевидно, они не вчера познакомились, — говорит капитан. — Но об этом мне ничего не известно.
Дочь инженера Осеева заметно осунулась с тех пор, как я видел ее. Глаза тусклые, обращенные внутрь. Чуть приметная гримаса раздражения на лице.
Завтра похороны. Будет долгий путь на Мольку, где в защищенном от ветров распадке приютилось кладбище. Старушки в платочках будут бросать с машин еловые ветви, угощать «панафидкой». Для них, старушек, хоть горький, но привычный ритуал, а для Осеевых — ни с чем не сравнимая боль. Я только вношу лишнее беспокойство в эти суетные черные дни, дни прощания.
Сверстники — физики, летчики, геологи, здоровые, веселые хлопцы, — знаете ли вы подлинную тяжесть грубого милицейского дела?
— Скажите, вы давно знакомы с Жарковым?
Она отвечает бесстрастным глухим голосом:
— Мы познакомились, когда я первый раз приезжала в Колодин.
Она не спрашивает, почему меня интересует Жарков Ей все равно.
— Он подошел ко мне как–то… в магазине. Сказал, что знает отца. Помог донести домой покупки.
Даже сейчас, с лицом, серым от бессонницы и волнений, она очень красива. Словно монашенка с картины Нестерова. Отрешенная, почти бестелесная красота.
— Жарков бывал у вас дома?
— Нет. Он провожал меня, случалось.
— Как вы открывали дверь? Ключом?
— Я стучала в окно. Отец знал мой стук.
— Условный?
— Да, пожалуй. Он ведь был радистом в армии. Ну, а я телеграфистка. Морзянке он меня выучил еще в детстве.
— Что же вы выстукивали?
— Да так, глупость… Три точки, три тире, три точки.
Сигнал «SOS»! Наверно, еще девчонкой она придумала это. Возвращалась со школьного вечера и постучала в окно: три точки, три тире, три точки. Было морозно, она зябла в легких туфельках и подала сигнал о помощи. С тех пор отец всегда ждал, когда раздастся знакомый стук. Ждал и в самые последние дни,.
— Жарков, наверно, шутил по поводу этого сигнала «SOS»?
— Да, я объяснила, что значит мой стук, и он рассмеялся: «Остроумно придумано».
«Объяснила»… Вряд ли чемпион нуждался в этом. В его биографии записано черным по белому: в армии был радистом второго класса. Как и убитый инженер Осеев.
— Жарков знал, что вы должны были снова приехать к отцу?
— Да. Я писала ему, просила достать машину, чтобы помочь отцу перевезти мебель.
До Осеевой так и не доходит смысл вопросов. Мы с ней существуем сейчас в разных измерениях времени.
11
Облачный день стремительно несется над Колодином. Он выплывает из–за Мольки белыми, светящимися на солнце клочками пара и уходит в тайгу, словно падает где–то там, за лесным морем, в хранилище времени.
Скоро сумерки. Мне хочется, чтобы облака неслись помедленнее и не так спешили стрелки часов… Так мало сделано!
Просмотренные мною дела об украденных мотоциклах ничего не дали. В конце июля с окраины Колодина исчез БМВ. Спустя два дня БМВ нашли близ тропы, ведущей к Черемшанке. По этой тропе мы с Ленкой возвращались из Лихого. Места там глухие, можно надежно припрятать мотоцикл. Однако поломка машины помешала вору, и он просто бросил ее. Второго августа точно так же неизвестным лицом был уведен ИЖ. На этот раз мотоцикл найти не удалось.
Возможно, между кражей машин и убийством Осеева есть связь, но приходится заняться главным вопросом — откуда мог взяться таинственный ночной мотоциклист, кто он?
Стандартный перечень вопросов… Как он выглядел? Неизвестно. Как был одет? Кепка, серый плащ… Вся мужская половина Колодина носит кепки (дань моде) и плащи благородного мышиного цвета (постарались снабженцы). Откуда он держал путь? Неизвестно. Хорошо ли ездил на мотоцикле? Неизвестно.
Стоп. Это можно определить. Дом сорок шесть на Ямщицкой, где дворник в половине первого заметил мотоциклиста, стоит на окраине. Отсюда до Выселок, места встречи «гонщика» с Сащенко, девять километров. Сверенные с нашими часы Сащенко показывали сорок две минуты первого. Итак, «гонщик» мчался со средней скоростью около пятидесяти километров в час. Ночью, по плохой дороге! Наверняка такой стремительный бросок под силу только опытному мотоциклисту, асу.
Это предположение надо проверить. Следственный эксперимент — вот как будет называться мой следующий шаг… Маленькая милицейская комнатушка с грубыми деревянными столами и стульями уже в полумраке.
— Лена, мне опять понадобится твоя «Ява».
— Бедная милиция, безлошадные?
— У нас тяжелые мотоциклы. А мне нужны «средние кубики».
— Ну что же, я начинаю привыкать к твоим звонкам, — отвечает Ленка.
На Ямщицкой, у дома 46, я останавливаюсь, чтобы засечь время. Еще горит вечерняя заря, ставни не закрыты. Восходит луна, огромная, алая и такая близкая, что рукой можно достать…
Резко поворачиваю рукоятку газа и едва не вылетаю из седла. Рывок. Шестнадцать лошадиных сил ревут в цилиндрах. Держитесь, амортизаторы!
Колеса упруго прыгают через выбоины. Я едва успеваю вертеть рулем, выбирая безопасный путь.
Луч света мечется, свистит ветер, тело коченеет от ночной, летящей в меня сырости. Мотоцикл, подпрыгнув, повисает на миг в воздухе, и мне кажется, что я лечу над дорогой, словно ведьма на шабаш.
Врываюсь в лес, рассеченный трактом. Шумно. Бегает эхо. Корни деревьев бьют в шины. Сосновые стволы раскалены закатом. Близость их обжигает лицо.
Раз! Проскакиваю между двумя сосенками. Чувствую, как заднее колесо вертится, не находя опоры. Доля секунды — и оно рвануло дорогу, метнуло ее за спину.
Лужи бросаются под мотоцикл — склизкие, округлые, как черные медузы. Грязь брызжет в лицо.
Вот уже светятся Выселки. Фонарь у автобусной остановки — как вторая луна.
У столба с фонарем я торможу. Сразу на оба тормоза. «Ява» приседает, словно готовясь поползти по земле.
Восемнадцать минут. А мне казалось, что я мчался как рекордсмен. Я проигрываю «ему» по меньшей мере минут пять.
Попробуем еще раз. До Колодина доезжаю за шестнадцать минут. Прогресс. И еще раз в сторону Выселок. Удается побить собственное достижение, но у самых Выселок, на взгорке, меня подстерегает беда.
Вылетев на вершину крутого холмика, «Ява» угрожающе задирает переднее колесо, стартуя в небо. Сбрасываю газ, но уже поздно. Описывая дугу, лечу в кювет. К счастью, склон крут. Скольжу по наклонной, прямо к темной воде. Сверху, продолжая светить фарой, сползает по грязи «Ява».
Я хватаю мотоцикл, чтобы остановить его угрожающее движение. Резкая боль обжигает руку, и машина наваливается на меня. Я не сразу освобождаюсь от тяжести.
