— Пойдем, — прошептал Ник, — я хочу что-то показать тебе!
Глядя на нее страстным взором, он поцеловал ее в губы.
— Теперь мне нужно раздеться, да? — спросила неуверенно Полли.
Николас, улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Она была еще так простодушна!
— Не сейчас, дорогая моя, — ответил он. — И я сделаю это сам, если позволишь.
Они вошли в спальню — теплую и уютную. Ник пододвинул ширму, украшенную гобеленом, ближе к камину, а высокие канделябры, стоявшие до этого на туалетном столике, разместил по обе стороны каменной полки, с тем чтобы мягкий свет падал на Полли, зачарованно наблюдавшую за этими приготовлениями.
— А теперь… — произнес Ник, снимая плащ из тонкого сукна и атласный камзол, — теперь мы можем начать…
Он ослабил корсаж ее платья, и Полли увидела совсем близко его руки с изумрудным перстнем на одной из них и золотой печаткой — на другой. Наготу ее прикрывала только прозрачная сорочка, сквозь тонкую ткань которой отчетливо виднелась ее грудь с упругими розовыми сосками. Никогда еще не чувствовала она себя столь обнаженной — даже тогда, когда стояла совсем раздетая в тот вечер в таверне.
Ник снова поцеловал ее и, сняв сорочку, припал губами к девичьей груди. Полли вскрикнула от охватившего ее безумного восторга, по телу ее разлилось несказанное блаженство. Ощутив внезапно горячий жар его груди, она стала дрожащими от нетерпения и страха руками торопливо расстегивать пуговицы на рубашке Ника и, покончив кое-как с этим, прижалась к нему дрожащим телом.
Ник не ожидал от нее подобной смелости. Он полагал, что Полли будет податлива, и только, по крайней мере, в их первый вечер, но ее поведение явилось для него приятной неожиданностью.
Он поймал ее взгляд, полный томления и сладкой муки. Сорочка упала на пол, и Полли стояла теперь перед ним в одних лишь чулках и туфельках. Встав на колени, Николас развязал подвязки и снял чулки. Потом, посмотрев в смущенное лицо девушки, прошептал:
— Ты должна верить мне! Я хочу только одного — чтобы и ты испытала наслаждение!
Полли молчала, опустив глаза.
— Ты веришь, что я не сделаю тебе больно?
Она утвердительно кивнула, зная, что так оно и будет.
— И что во всем, что происходит, нет ничего дурного ни с твоей стороны, ни с моей?
Да и в самом деле, что плохого в этом, думала Полли. Разве могут быть постыдными ласки, если они вызывают в ней сладостное желание? Разве может быть постыдным нежный взгляд, каким взирает на нее Ник?
— Да, я верю всему, что вы говорите, — отозвалась она тихо.
Ник поднял девушку и, пронеся через комнату, опустил на постель. А затем и сам лег с ней рядом и прижал ее к себе так, что Полли ощутила все его сильное и мужественное тело. Откинув с ее груди густые золотистые волосы, он прикоснулся губами к ее соскам. Ласка эта, тихая и нежная, оказывавшая на нее чуть ли не гипнотическое действие, расслабила ее, а искусная игра его пальцев с ее плотью доставила девушке неописуемое наслаждение.
И вот, когда сладкая истома достигла своего предела, заставив Полли возжелать с невероятной силой соединения со своим возлюбленным, Николас вошел в нее резким глубоким толчком и тут же увидел ее глаза, расширенные от потрясения и мгновенного всплеска пронзительной боли. Потом он стал двигаться легко и медленно, и Полли вдруг улыбнулась. Это была восхитительная улыбка, выражавшая одновременно и изумление, и восторг, и Николас засмеялся.
— Я и не думал, что ты можешь стать еще прекраснее, — произнес он шепотом. — Не бойся, и я покажу тебе другой, более прекрасный мир. Ты только доверься мне.
— О, с радостью! — ответила она.
Глаза обоих сияли неземным счастьем. Они словно парили в вечности, в том чувственном космосе, в котором нельзя пребывать слишком долго, ибо он быстро растворяется, вновь уступая место действительности.
Чувство реальности возвращалось к Полли очень медленно. Открыв глаза, она увидела, что Николас улыбается ей. Он поправил локон, упавший ей на глаза, и поцеловал ее.
— Вижу, ты способная ученица, детка!
— Не знаю, — задумчиво произнесла девушка, — зависит ли что-нибудь от меня, если все получается само собой? — Она вдруг лукаво улыбнулась. — За что, впрочем, я должна благодарить только вас!
— Если ты и впрямь хочешь выразить мне свою благодарность, то назови меня просто по имени. Помнишь, я просил тебя?
— Да, но то — печальные воспоминания, Николас…
— В твоих силах исправить все это, — проговорил он, лаская ее бедра и удивительно красивые колени.
«Странно было бы, если б такое совершенство природа испортила хоть чем-нибудь, пусть даже самым незначительным изъяном», — подумал Ник и тут увидел, что на батистовых простынях алеют яркие пятна крови. Он встал и, подойдя к туалетному столику, намочил полотенце.
— Позволь мне немного помочь тебе, дорогая, — сказал он мягко, вернувшись к Полли, и вытер влажным полотенцем ее тело, освежая его и смывая остатки крови — следы невинности.
Это была самая сладкая, самая очаровательная ласка. Полли почувствовала, как слезы неудержимо потекли из ее глаз. И вызваны они были не печалью или радостью, а лишь несказанным изумлением, которое испытала она, ощутив проявленную с такой любовью заботу о себе. Многое испытала она в свои семнадцать лет, но подобной доброты и нежности не встречала до сей поры.
— Не плачь, дорогая моя, — произнес встревожено Николас, не понимая, что так расстроило ее, только что такую веселую и озорную.
— Я ничего не могу с собой поделать, — всхлипывала Полли.
Николас думал о том, как стремительно, с драматической внезапностью изменилась ее жизнь за последние несколько часов.
Он вышел в гостиную и налил стакан вина.
— Это хорошее лекарство, любовь моя, — проговорил он. — Возьми выпей.
Она послушно сделала несколько глотков и слабо улыбнулась.
Николас укрыл ее одеялом и подошел к камину, чтобы подбросить дров. Сквозь полуприкрытые ресницы Полли наблюдала за его грациозными движениями. Николас был отлично сложен — мускулистая грудь, широкие плечи, узкие бедра.
— Вы великолепны, милорд! — прошептала она.
— Нет, вы просто слишком добры ко мне, — шутливо ответил он и, поставив канделябр на ночной столик, лег рядом с ней. — Тебе нужно хорошенько выспаться, дорогая моя. Скоро утро, — сказал он.
И Полли, уютно свернувшись в его объятиях, мгновенно погрузилась в глубокий сон.
Глава 8
-Мне все время кажется, что вы пренебрегаете своими обязанностями, дорогая Барбара, — произнес Джордж Виллерс, он же герцог Букингемский, и, взяв привычно шепотку табака из миниатюрной коробочки, посмотрел на свою кузину леди Кастлмейн. — Его величество пребывает в глубокой печали. Скажите, волновали ли его прошлой ночью обычные ваши ласки?
Любовница короля пожала пышными белыми плечами, при этом грудь ее слегка приподнялась в глубоком декольте.
— Он думает сейчас лишь об одном — о своем новом соколе и о том, как тот летает, — ответила она и кивнула в сторону заснеженного здания Частной Галереи. — В такую ужасную погоду предаваться подобным увлечениям практически невозможно, однако вы знаете, как он ненавидит, когда ему перечат.
— Следовательно, нам надо предложить ему что-нибудь новенькое, что могло бы занять его. — Герцог Букингемский задумался, обмахивая атласный рукав камзола кружевным платком. — Никогда не знаешь, до чего он может додуматься, находясь в таком состоянии…
— И чье общество он предпочтет, — закончила за него леди Кастлмейн, многозначительно глядя на кузена. — Сегодня утром как будто его сумел ублажить Кларендон. Во всяком случае, они сидели больше
