На зеленой военной гимнастерке Типки Царя блестел на трехцветной ленточке новенький Георгиевский крест. Рядом с Царем на другом свободном стуле лежали мохнатые черные солдатские папахи и стояла прислоненная к стене клюшка-палка с резиновым наконечником.
— Как живешь? — спросил Ванюшку Царь, прищурив глаза.
— Хорошо...
— Твой корешок? — полюбопытствовал черноусый здоровяк солдат.
Царь утвердительно кивнул.
— Как же ты... — наконец обрел дар речи Ванюшка. — Воюешь?
— Воюю, — подтвердил Царь. — А ты?
— А я в школе учусь, — вздохнул Ванюшка.
Разговор налаживался. Типка говорил просто и немногословно.
— Р-ранили меня в ногу. Лежал вот с дядей Прокофием, однополчане мы, в лазарете. Теперь на поправку пошел. На днях выписываюсь. Снова воевать поеду.
Ванюшка спросил про Георгиевский крест.
— З-заслужил, — скромно, без всякой похвальбы ответил Царь, чуть улыбнувшись. Но глаза у него при этом блеснули. Как заслужил Георгиевский крест, Типка не стал рассказывать.
Ванюшка по-прежнему не сводил глаз с блестевшего на гимнастерке Царя серебряного «Георгия». Он готов был отдать полжизни, только бы нацепить себе на грудь такой Георгиевский крест.
— З-зашел к своей тетке... Иванихе, а там у нас ч-чужие люди живут. Н-не знаешь, где она?
— Не-ет. — Ванюшка энергично потряс головой. С тех пор как Иваниху вместе с Типкой полтора года назад забрали в полицию, на дворе ее больше не видели.
Кратко расспросив Ванюшку, Царь взял свою клюшку и, заметно прихрамывая, пошел со своим сослуживцем к выходу.
Ванюшка, одевшись, проводил его до двери. Уходя, Типка пообещал скоро снова побывать в Скобском дворце.
Судя по всему, Царь не спешил уезжать на фронт. Ванюшка еще постоял на улице, мечтая теперь о встрече с Цветком. Невдалеке раздавался колокольный звон. Это в Андреевском соборе звонили к вечерне.
«Ну, Цветочек, теперь я тебя расшибу!» — думал он.
Когда Ванюшка на следующий день появился на дворе Скобского дворца (а день был воскресный), он застал ребят в сборе. Собирались они всей гурьбой идти на Апраксин рынок, надеясь хоть издали взглянуть на промышлявшего жульничеством Типку Царя.
— Пойдешь с нами? — спросил Ванюшку Серега Копейка.
Вместо ответа Ванюшка одним духом выложил все, что узнал про Типку.
Наступила гробовая тишина. Все глядели на Ванюшку и на Цветка.
Вначале Цветок слушал Ванюшку с недоверчивой ухмылкой, пожимая плечами. Когда же молчать стало нельзя — ребята зашумели, — он спокойно отстранил Ванюшку и вышел вперед.
— Кому верите-то? — спросил он, указывая пальцем на Ванюшку. — Этому брехуну? Он соврет, недорого возьмет. Где твой Царь-то?.. Давай его сюда...
Среди ребят возникло замешательство.
— Кто... я брехун? — изумился побелевший Ванюшка, подступая с кулаками к Цветку. — Чтоб мне провалиться сквозь землю, если только я вру! Чтоб я больше не видел белого света, ни дня, ни ночи... — загорячился он. Волнение Ванюшки было столь большим, что не поверить ему никто не мог.
Ссылался он и на половых в чайной, видевших Царя, и на маркера Терентия, и на дедушку с матерью. Спор принимал невыгодный для Цветка характер.
И тут Цветок совершил крупную ошибку, о которой он позже горько сожалел. Ему следовало признаться в своей неправоте и свести все к шутке. Но Цветок, как артист, продолжая пожимать плечами, снова увильнул от прямого ответа.
— Ты знаешь, что Царь беглый? — вдруг набросился он на Ванюшку, не давая ему выговорить слова. — Ты знаешь... появись Царь чичас на дворе, его сразу городовой за жабры — и в кутузку. Втер он тебе очки. Сол-дат... в шинели... Он и на толчке ходит в шинели. Видел я. Ты знаешь, кто он? — Цветок, медленно и четко выговаривая каждую букву, отчеканил: — Го-су-дар-ственный преступник! Мы, дворники, лучше тебя законы знаем.
Скобари снова стали в тупик.
— Кого заберут... Царя? — изумился Ванюшка.
— Могут посадить за решетку, — отозвался Копейка, вспоминая историю с листовками.
Разгорелся спор.
— Арестант! — стоял на своем Цветок.
— Солдата никто не заберет, только генерал, — спорила белобрысенькая Дунечка Пузина.
— Отобьется от полиции, — утверждали другие.
— А мы за Типку заступимся! — выделялся голос Кузьки Жучка.
— Он же теперь простреленный! У него же теперь «Георгий» на груди, — яростно, до хрипоты в горле убеждал Ванюшка, веря, что Царю, как солдату, не страшен никакой городовой, даже пристав.
Втянув ребят в спор, Цветок незаметно удалился.
А Ванюшка снова и снова рассказывал о своей встрече с Царем, и каждый раз с новыми подробностями.
— Шибко он раненный? — тревожилась Катюшка.
— Как он на войну-то попал? — допытывался Копейка.
— А он у нас будет жить или в казармах? — интересовался Кузька Жучок.
— В какой он части? В пехоте или в кавалерии? — со своими вопросами лез к Ванюшке Левка Купчик.
Ванюшка как мог отвечал, сам еще многого не зная.
Когда пришла Фроська и узнала, о чем идет разговор, сразу же отвела Ванюшку в сторону и, поставив к забору, приступила к подробному допросу, не давая никому больше вымолвить слова.
Допрашивала она дотошно, вникая во все.
— Как он... живой так и заходил?
— Конечно, живой, — отвечал Ванюшка, удивляясь, как мертвый Царь мог бы зайти в чайную.
— А про меня он спрашивал? — волновалась Фроська.
— Про всех спрашивал, — уклончиво отвечал Ванюшка, не желая никого из ребят выделять.
— А что он про меня спрашивал? Ты что ему сказал?
— Сказал... Разве упомнишь?.. Ну, жива-здорова...
— Только-то? — удивилась Фроська, закипев гневом. — Не мог по-человечески про меня рассказать.
Обидевшись, Ванюшка замолчал и отошел от Фроськи. Снова начиналось прежнее, от которого Ванюшка уже отвык.
Потекли дни тревожного ожидания. Весь двор Скобского дворца с огромным нетерпением ждал появления Типки Царя.
— Не приходил? — то и дело осведомлялись ребята у Ванюшки, едва он появлялся на дворе. Жалели, что тот не взял адрес Типки.
Не довольствуясь расспросами, наиболее нетерпеливые заладили каждый вечер заходить на кухню чайной, лезли, заглядывая в окна, надеясь встретить Царя самолично.
— Нету? — таинственно спрашивали они и у Ванюшки. Тот только уклончиво пожимал плечами.
— Посетители-то новые к нам повадились. Случайно, не по твоей рекомендации? — осведомлялся дед. — Скоро я их выставлять за порог буду.
— Я не зову... они сами... — сердился Ванюшка.
Зачастила в чайную и Фроська. Ставила она свой латаный чайник с кипятком в сторонку, не спеша платила три копейки (кипяток по случаю затянувшейся войны тоже подорожал), пускалась в разговор с