— Силен ты, Антип Царев! В газету попал. Пишут о демонстрации ребят с пролетарской окраины. Теперь и Ленин о тебе тоже знает. — И предложил: — Завтра хочешь со мной на митинг пойти? Ленина послушаешь.
Царь утвердительно кивнул головой. Снова взглянуть на Ленина, о котором так много шло разговоров в городе, было интересно.
Ванюшкин дед Николай Петрович неожиданно остался без дела. Дерюгин нашел покупателей, братьев Гулиных, и предложил Николаю Петровичу продать чайное заведение.
— Время тревожное, — объяснил он. — Теперь не до жиру, быть бы живу. Растрясешь что и имеешь-то!
Дед согласился. Оставить только за собой торговое дело не позволяли средства.
Николай Петрович почти полностью получил свой пай, который он вложил вначале, и остался без дела. Привыкнув всю жизнь трудиться, он затосковал. Приобретать новое чайное заведение было одному не под силу. Да и время наступило слишком бурное, неспокойное. Дед решил выждать.
— Неизвестно еще, как события-то повернутся, — говорил он дома. — Война затягивается. Кругом разруха, неразбериха.
Мечтал он поехать к себе на родину, в деревню. Взять там у мира надел земли, приобрести лошадь, корову и уже больше не помышлять ни о какой торговле. Такую мысль развивал дед, когда вся семья собиралась вместе.
— Что ж, жить можно и в деревне, — неуверенно соглашалась мать Ванюшки Анна Николаевна. — Голоднее не будет.
После того как расстались с чайной «Огонек», она устроилась в хлебопекарню. Работа оказалась нетяжелая. После смены полагалось два дня отдыха. В хлебопекарне кормили, с собой после работы давали по буханке хлеба. Этим хлебом теперь кормилась вся семья.
Ванюшке очень не хотелось уезжать в деревню. К таким разговорам он относился неодобрительно.
«Чего я там, в вашей деревне-то, не видел? — думал он. — Мне и здесь неплохо».
По «Огоньку» Ванюшка скучал, и, когда однажды дед предложил: «Не сходить ли нам, Якунькин- Ванькин, чайку попить», Ванюшка тотчас загорелся:
— Пошли-и...
Явились они в «Огонек» через общий ход с улицы. По пути дед раскланялся с новыми хозяевами. Сели у окна за свободный столик. С любопытством осмотрелись. Все такое привычное, знакомое и в то же время... чужое.
— Пару чаю с лимончиком! — заказал Николай Петрович улыбавшейся во весь белозубый рот Любке. — Порцию. — Он строго взглянул на Любку. — Чего умным не требуется, а дуракам не хватает, с гарнирчиком. Понятно? Да парочку утопленников принеси, с хренком. — Дед мельком взглянул на Ванюшку. — А ему полпорции «бузотера» и «пустослова», тоже с горошком и с хренком, чтоб злее было.
Ванюшка в недоумении глядел на деда. Про подобные кушанья он еще ни разу не слышал.
Смышленая Любка, заморгав глазами, все же поняла.
— Сей минут, — улыбчиво сказала она, все еще не отходя от стола.
Поблескивая стеклами очков и поглаживая свою черную окладистую бороду, дед тоже улыбался Любке:
— Вот, Любаша, поворот-то у нас какой. То мы людей кормили. Теперь кормят нас.
Любка принесла им порцию мозгов с гарниром, пару соленых огурцов с хреном и полпорции заливного языка, тоже с хреном, расставила на столе чайную посуду. Оглянувшись по сторонам, шепотом сообщила:
— Не по нраву мне теперь здесь, Николай Петрович! Будет у вас чайное заведение, уйду к вам.
Дед только печально улыбнулся.
Ванюшка беспокойно вертелся на стуле. Хотелось ему побывать и на кухне и в бильярдной, где вместо Терентия уже служил другой маркер, пожилой, остриженный под скобку.
— Свежая метла по-новому метет, — бормотал дед, принимаясь за свою закуску. — Жизнь прожить, Якунькин-Ванькин, не поле перейти.
«Хотя бы музыку завели», — недовольно думал Ванюшка, грустно посматривая на своего любимца Михеля. Стоял деревянный человечек в прежней позе, подняв руку, потеряв, очевидно, навсегда способность двигаться.
Народ прибывал, занимая свободные места. В чайной, как и обычно, становилось все люднее и шумнее. К Николаю Петровичу приблизились двое новых посетителей.
— Разрешите к вам присоединиться? — вежливо попросил один из них, более моложавый, в пиджаке, сапогах и черной косоворотке, с серьезным, нахмуренным лицом.
— Милости просим, — отозвался Николай Петрович, приподнимаясь и отодвигая свой стул.
Новые посетители уселись.
— Придется подождать, — немногословно проговорил первый, пытливо оглядываясь по сторонам.
— Что ж, подождем. Кстати и закусим. А то я, признаться, уже проголодался, — чуть картавя, сразу же согласился его спутник с небольшой рыжеватой бородкой, одетый в простой серый костюм-тройку.
Он удобнее откинулся на своем стуле и, сняв кепку, погладил ладонью широкую, во всю голову, лысину.
— Простите, что вы кушаете? — доверчиво обратился он, заглядывая в тарелку к Николаю Петровичу, который аппетитно заканчивал свой завтрак.
Николай Петрович лукаво улыбнулся.
— Советую, если нуждаетесь, — указывая на свою закуску, сказал он. — Кому впрок, а кому и в тягость. Не знаю, как вам.
— Это почему же в тягость? — заинтересовался тот.
— Мозги, — пояснил дед, — кушанье деликатное.
Человек с рыжеватой бородкой раскатисто засмеялся.
— Помогает? — спросил он.
— Попробуйте. — Дед по-прежнему сохранял невозмутимый вид.
Любка принесла новым посетителям пару чаю и яичницу.
— Как при новой власти живем? — осведомился у Николая Петровича сосед с рыжеватой бородкой, поддерживая начатый разговор.
Товарищ его в косоворотке продолжал упорно молчать.
— Разница невелика, что прежняя власть, что настоящая, — неохотно отозвался дед, наливая себе стакан чаю. — Царя убрали, а порядки остались. Что в лоб, что по лбу, все едино.
— Вот это правильно вы сказали, — сразу же согласился собеседник. — С вами я полностью согласен. Небольшая разница. — Живые, с прищуром глаза его улыбались. — Вы слышали? — обратился он к своему спутнику.
— Нашему мелкому торговому сословью куда ни кинь, везде клин, — иносказательно пояснил дед.
— Прижимают? — осведомился разговорчивый собеседник, быстро орудуя вилкой.
— Как вам, любезный, сказать, — дед снял очки, протирая стеклышки носовым платком, — фортуны нет... Не знаю, а как у вас?
— У нас пока тоже, — согласился тот с ним. — Но будет. Обязательно будет.
— Чем промышляете-то? — поинтересовался дед. — Не из торгового сословия?
Его собеседник отрицательно потряс головой.
— Мастера мы по другой части.
— Значит, мастеровые, — удовлетворенно произнес дед.
Они разговорились, но тут к столу подошли еще двое — механик Максимов и, к удивлению Ванюшки, дядя Аким.
Наклонившись к рыжеватому гостю, дядя Аким сообщил:
