был взбудоражен, а имя Керенского у всех было на устах. И Ванюшка еще более загорелся. Он остригся под ежик, как Керенский, и вышел на двор в застегнутой наглухо куртке, засунув правую руку за борт и так же плотно, как Керенский, поджимая тонкие губы.
— Ребята! Керенский! — сразу же подметил Цветок, указывая пальцем на Ванюшку. Он подкатил камень и по своей привычке нахально приказал: — Керенский, становись! Говори речь!
Смеялась Фроська, улыбалась Катюшка. Только верный Купчик глядел на Ванюшку с восторгом. И Ванюшка, рассердившись на всех и прежде всего на зловредную Фроську, вместе с Купчиком удалился на двор Моторного дома, где у него тоже установились приятельские отношения с гужеедами.
Крупные события происходили в жизни Ванюшки. На днях дед собрался и уехал один в деревню. Мать продолжала посменно работать, и часто ночевать Ванюшке приходилось одному. С Фроськой он заставлял себя не встречаться и теперь все чаще поглядывал на свою соседку, смешливую голубоглазую толстушку Маринку Королеву. Ванюшка все более убеждался, что Королева нисколько не хуже Фроськи. Правда, она тоже франтиха и модница, но характер у нее мягче, и дружить она с Ванюшкой, очевидно, тоже не возражает. Если бы он смог переселиться к соседям, то Фроська была бы окончательно позабыта.
На дворе Моторного дома весело сияло июньское солнышко. Воробьи сидели на заборе, нахохлившись, от жары широко раскрывая свои клювы. Ванюшка и Купчик оживленно беседовали с Королевой и ее подружками. Ванюшка рассказывал, как прошлым летом в деревне он чуть не заблудился в лесу, а Королева гадала. Разложив на брусчатой плите старые, растрепанные карты и лукаво поглядывая на Ванюшку, она определяла его будущую судьбу.
— Ждут тебя неприятности от пиковой дамы, — тоненьким голоском предвещала Королева. — Вот видишь червонный валет? Ждут тебя большие-пребольшие хлопоты.
Ванюшка, кончив рассказывать, с глубокомысленным видом слушал, с тревогой поглядывая на зловредную пиковую даму. В общем, ничего хорошего в будущем ему не предвиделось. А хлопот и так, без валета, полон рот. Он не подозревал, что в это время сзади стояла Фроська, которая почему-то забрела сюда вслед за Ванюшкой.
Увидав скобарей в компании одних гужеедих, Фроська не могла остаться спокойной. Ванюшку она по-прежнему считала своей собственностью. Стояла Фроська с гордым, вызывающим видом перед Королевой, уперев руки в бока, и с сознанием своего превосходства глядела на нее. Ждала подходящего момента, чтобы унизить соперницу.
Когда Маринка, кончив гадать, убрала свои карты, Фроська решительно дотронулась до плеча Ванюшки.
— Пошли домой! — властно приказала она, недобро поглядывая на Маринку.
— Не пойдем, — решительно за себя и за своего друга Купчика ответил Ванюшка.
— Как это не пойдете? — опешила Фроська.
— Так и не пойдем. — Ванюшка отвечал спокойно, однако не поднимая глаз. Он знал, что если посмотрит ей в глаза, то Фроська неминуемо возьмет верх.
— Тебя Царь зовет, — схитрила Фроська.
— Подождет, — по-прежнему спокойно отвечал Ванюшка.
Гужеедихи уже хихикали, с любопытством ожидая, чем же кончится разговор.
Потерпев поражение, рассерженная Фроська, гордо вскинув голову, удалилась со своими подружками. Левка Купчик недоброжелательно посмотрел ей вслед, затем с жалостью — на своего друга.
— Фроська теперича загрызет тебя.
— Пускай. — Ванюшка пожал плечами, а взглянув на Королеву, добавил: — Я тоже могу... рассердиться на нее.
— А ты рассердись, — сразу же оживившись, посоветовала Королева. — Ты плюнь на нее.
Ванюшка, насупившись, молчал.
— Погадать тебе еще? — ласково предложила Маринка.
— Не-е, — Ванюшка отрицательно замотал стриженной под ежик головой.
Он уже знал и без Королевы, кто была пиковая дама, от которой никаких радостей ему не предвиделось.
Он было порывался уйти домой, но Королева и не думала отпускать его. Обладала она такой же властью над мальчишками, как и Фроська.
Беседа на дворе Моторного дома продолжалась. Но когда Ванюшка возвратился домой, его, как и предвещал Левка, у подъезда встретила Фроська. Глаза у нее были злые. Губы крепко сжаты.
— Ты что, — спросила она, — к чужакам переметнулся?
— Никуда я не переметнулся, — ответил он, повертываясь к Фроське спиной.
И Ванюшка, не взглянув на Фроську, ушел бы, если бы Фроська не догнала и не стала перед ним лицом к лицу, как стена перед стеной. Рассерженные глаза у Фроськи сверкали, пухлые губы вздрагивали.
Ванюшка вдруг совершенно успокоился и уже смело взглянул Фроське в глаза.
— Ты меня не позорь, — предупредил он. — Я тебе не Царь и не брат. Дружить ты со мной не дружишь, а только... — ресницы у Ванюшки дрогнули, — а только мытаришь.
— Как же это я не дружу? — растерялась Фроська.
— С Царем ты дружишь! — Ванюшка с отчаянной храбростью сразу выложил ей в глаза все свои обиды. Тот разговор, к которому он так стремился, наконец состоялся.
Высказав все, Ванюшка сунул руки в карманы, опустил голову и ушел. Фроська молча проводила его долгим, пристальным взглядом. Она чуточку побледнела. Было ей так, немножко, жалко своего друга...
У ворот Ванюшка встретил Серегу Копейку, который вывел на двор своего заболевшего отца подышать воздухом. Отец Сереги работал на ситценабивной фабрике «Лютча и Чешера» в красильном отделении и теперь угасал. По словам Сереги, краска у отца съела легкие. Он то и дело кашлял с кровью. Возле него толпились малыши — сестренки и братишки Сереги. Ванюшка только вздохнул, понимая, как тяжело теперь Сереге живется, и свои горести разом померкли.
Серега Копейка имел прочный и постоянный заработок, торгуя газетами. В воскресное утро, выскочив из своего подъезда на мокрый от ночного дождя двор Скобского дворца, он по привычке поершил бронзовые курчавые волосы, громко шмыгнул носом и помчался на свой промысел.
— С хорошим солнышком, Сережа! — приветствовала его Дунечка Пузина и хотела остановить, но не смогла.
Серега что-то буркнул в ответ, не задерживаясь ни на секунду.
Заклеенные лозунгами, воззваниями, призывами улицы Петрограда кишели народом. На перекрестках, несмотря на ранний час, уже митинговали. Публика то разражалась бурными аплодисментами, то вскипала негодующими криками. В другое время Серега непременно присоединился бы к толпе и если не полным голосом, то свистом дал бы знать, что он тоже стоит за рабочий класс, но Серега спешил. Быстро добрался до Малого проспекта, где между 13-й и 15-й линиями находился раздаточный пункт для газетчиков. В полутемном закоулке, у ворот серого четырехэтажного дома, дежурила крикливая орава таких же, как и Копейка, босоногих подростков. Ждали они, когда откроются двери, чтобы скорее получить газеты и вернуться на шумные, людные улицы.
— Привет Копейке! — дружески шлепнул Серегу по спине соратник по торговым делам Степка Комар с Наличной улицы.
— Здорово, Комар! — приветствовал его Серега.
— Туго нам приходится. Бьют гимназисты наших! — пожаловался черноглазый Комар, так же как и Серега имевший дело с большевистскими газетами. — Ты того... подальше от них. Вчерась я еле от них удрал.
— Что, уже поджилки затряслись? — поддел его Копейка. — На нас не нападут. Мы — скобари...
Но тут все загалдели и ринулись в узкий проход. Началась раздача газет.
— Мне... Мне... — слышались голоса. Крепко работали локти у самых проворных. Наиболее ловкие выходили победителями.
Оказавшись впереди, Серега в полную меру нагрузился пачками газет. Недоверчиво, с пристрастием
