Ребята Скобского дворца

Соблюдая строжайший нейтралитет и только погрозив друг другу, скобари и бойскауты разошлись в разные концы.

Разведчики немедленно донесли, что бойскауты расклеивают кадетские листовки и что эти листовки восхваляют Корнилова и ругают Ленина. Царь наморщил лоб, о чем-то раздумывая. Счастливая мысль тут же пришла ему в голову, и Царь оживился.

— Заклеим, — предложил он, советуясь со своими помощниками.

— Заклеим! — согласились те.

Сразу же, перегруппировав свои силы, Царь с Цветком, Ванюшкой и Купчиком перекочевали на противоположную сторону улицы. И стали своими листовками и плакатами залеплять листовки бойскаутов.

Впереди и позади шли дозорные и охраняли от внезапного нападения. Прохожих ребята не боялись. Прохожие в Петрограде уже привыкли к бесчисленному количеству всюду расклеенных листовок. Большевистские и кадетские порой мирно соседствовали на заборе или на стене и не мешали друг другу

— Чайничек, наши листовки верх берут! — веселился Цветок, размахивая кистью.

Ванюшка молчал. Долго сердиться на Цветка было бесполезно. Все равно что сердиться на ветер, который на сквозных линиях Васильевского острова продувал насквозь.

Домой Цветок и Ванюшка снова вернулись друзьями.

Стояла глубокая осень, холодная и дождливая. День кончался рано, а вечером и ночью Скобской дворец тонул во мраке. Говорили на дворе, что не хватает топлива, поэтому и сокращают подачу газа и электричества.

Огромный город жил слухами и ждал.

— Перемена во власти намечается, — сообщала дома Ванюшкина мать, — в народе разговор идет.

Несмотря на темную и гнилую погоду, в «хвостах» за хлебом, за продуктами стояли ночами. С каждой неделей продовольствия становилось все меньше и меньше. Хлебный паек уменьшился с полутора фунтов до одного. Были дни, когда выдавали на человека по полфунта.

Бранили Временное правительство за то, что оно не способно накормить народ и покончить с войной.

— Кто министры-то? — слышал Ванюшка в очередях. — Капиталисты. Им что? Сыты, одеты, обуты. Только Керенский из простых, но и он продался буржуям, в новые цари России метит.

Слыша подобные разговоры, Ванюшка задумывался.

— Ты что, Чайничек, теперь не шипишь? Пару нет? — вежливо осведомился Цветок, когда они шумной гурьбой шли по Большому проспекту в Василеостровский народный дом и громко выкрикивали: «Долой Керенского! Да здравствует Ленин!»

Ванюшка промолчал.

Поздно вечером ребята возвращались домой. Ванюшка и Цветок шли следом за Царем и Фроськой. И Ванюшка слышал, как Фроська спрашивала:

— Тип, говорят, скоро переворот будет?

— О-обязательно, — отвечал Царь, — власть у буржуев отберем.

— А тогда какая власть будет?

— Вот чудная-то! Наша, народная.

— А скоро?

Царь задумчиво смотрел по сторонам, на мигавшие вдали редкие огни фонарей, ежился от моросившего мелкого дождя.

— Теперь скоро.

И вдруг Царь вспомнил про свою фронтовую жизнь, что редко с ним случалось:

— В окопах грязища непроворотная, холодно, крысы шныряют... Лежим как кроты зарывшись. А по нас немцы «чемоданами» лупят...

— Это что такое? — заинтересовались ребята.

— Снаряды от тяжелых орудий.

И Царь снова погрузился в молчание.

— Тип, я тебя давно хотела спросить, — голос у Фроськи стал еще мягче, — ты на войне людей убивал?

Царь по своей привычке ответил не сразу.

— Взял меня в плен немецкий офицер. Я его застрелил и убег.

У Цветка позеленели глаза, а у Ванюшки пересохло во рту. Оба они готовы были лопнуть от зависти.

И снова сознание превосходства Царя сблизило их. Ванюшка забыл про насмешки Цветка, а тот при встрече первым дружелюбно протягивал руку.

СКОБАРИ СНОВА ИДУТ НА НЕВСКИЙ

На другой день, это было двадцать четвертого октября, на Васильевском острове в совершенно неурочный час загудел гудок на трубочном заводе. Сразу же откликнулись в разных местах еще несколько гудков. Трубный рев заводов призывал к восстанию.

— Что-то загудели, — насторожились жители.

Минут пять спустя по улице в четком походном строю уже прошел отряд Красной гвардии, за ним — другой.

Скобари долго бы оставались в неведении, если бы домой с завода не прибежал Царь. Тот был одновременно взволнован и расстроен. Началось восстание, а винтовки он не получил. Красногвардейцев много, а оружия мало.

Царь помчался разыскивать Володю, надеясь с его помощью достать оружие. Володю он не нашел. А встретив на дворе скобарей. Царь воспрянул духом, и решение пришло само собой.

Винтовку он достанет в бою с классовым врагом.

— Айда на Невский! Буржуйскую власть свергать!

Клич Царя быстро облетел весь двор.

— Пошли-и! На Невски-ий! — слышались голоса.

Дома Царь сменил свою рабочую куртку на солдатскую шинель и приколол Георгиевский крест. Собирался он, как на войну.

— Далеко ли? — интересовались соседки по квартире.

— Не-ет, близко, — отвечал Царь, запихивая в карман несколько вареных картошин.

На дворе он громко свистнул, и его сразу окружили скобари.

— Много... всех не возьму... — решил Царь. С собой он отобрал человек десять ребят, наиболее боевых.

Просились остальные, но Царь обещал скоро вернуться и дать дальнейшие указания. Действовал он смело, решительно, своей осведомленностью внушая полное доверие к себе. Никто не сомневался, что Царь все знает, ведь он же солдат.

День был такой же серый, осенний, как и солдатская шинель Царя. По небу, словно клубы дыма, низко стлались и ползли мокрые облака. Мелкий дождь то принимался моросить, то снова утихал. Ребята шли молчаливые и серьезные, не задавая лишних вопросов. Царь, за ним Цветок, Копейка, Ванюшка и даже Купчик шли свергать буржуйскую власть. Пошли со скобарями и гужееды. Они догнали Царя на пути.

— Народ шатается, — объяснял дорогой Царь, — только большевики твердо стоят. Закон свой имеют. Ленин дал.

— А какой это закон? — интересовался Спирька.

— Вот чудак-то, не знаешь! — Царь усмехнулся. — Пролетарская революция!

— А почему большевики называют себя большевиками? — спрашивал кто-то. — Они что, наибольшие?

— Большевиков много. — Царь медлил, подыскивая подходящие слова. — Большие дела будут делать.