предоставим пустобрехам брехать в пустоте…'
Троцкий продолжает: 'Социалистическое строительство есть плановое строительство величайших масштабов. И через все приливы и отливы, ошибки и повороты, через все извилины НЭПа партия преследует свой большой план, в духе этого плана воспитывает молодежь, учит каждого связывать свою частную функцию с общей задачей, которая требует сегодня тщательно пришивать советскую пуговицу, а завтра — бесстрашно умирать под знаменем коммунизма'[99].
Думаю, что в этом достаточно пространном фрагменте изложена не только 'культурническая' программа Троцкого (да и в значительной мере партии), но и цель воспитания подрастающих поколений: готовность 'бесстрашно умирать под знаменем коммунизма'. Мираж мировой революции всегда был перед мысленным взором этого человека. Эта программа целиком совпадала с ленинскими мыслями о воспитании молодежи в коммунистическом духе, высказанными на III съезде РКСМ.
Троцкий не только формулировал программы, выдвигал лозунги, но и предельно ясно их конкретизировал, выделяя главные звенья 'культурничества': борьба против алкоголя, сквернословия, пережитков в семье, дурных привычек, хамства.
В начале лета 1923 года, когда Троцкий находился в отпуске, состоялся Пленум Центрального Комитета. Его реакция на одно из решений Пленума была весьма красноречивой:
'С.секретно.
Членам ЦК
Членам ЦКК
На последнем Пленуме снова, как оказывается, поставлен вопрос о допущении свободной продажи питей (имеются в виду алкогольные напитки. —
Для меня совершенно бесспорно, что наш бюджет может держаться только на успехах сельского хозяйства, промышленности и внешней торговли (экспорт хлеба, леса и пр.). Попытка перенести бюджет на алкогольную основу есть попытка обмануть историю, освободив государственный бюджет от зависимости наших собственных успехов в области хозяйственного строительства… Рабочий класс в целом чувствует себя в состоянии подъема. Если сюда врежется алкоголь — все пойдет назад, вниз…'[100].
Но, судя по всему, это письмо Троцкого, который сам был непьющим человеком, не возымело никакого действия.
В своей статье 'Водка, церковь и кинематограф' Троцкий пишет: 'Революция унаследовала ликвидацию водочной монополии, как факт, и усыновила этот факт, но уже по соображениям глубокого принципиального характера… Ликвидация государственного спаивания народа вошла в железный инвентарь завоеваний революции… И хозяйственные наши и культурные успехи будут идти параллельно с уменьшением числа 'градусов'. Тут уступок быть не может'[101].
Троцкий проницательно указывал, что вопросы 'культурничества' — это еще и сосредоточение внимания 'на угнетенном положении женщины-хозяйки, матери, жены'. В статье 'Строить социализм — значит освобождать женщину и охранять мать' он отмечает: 'С тяжестью и беспросветностью судьбы женщины-крестьянки, и не только из бедной, но и из средней семьи, не сравнится, пожалуй, и сегодня еще никакая каторга. Ни отдыха, ни праздника, ни просвета!'[102]
Троцкий понимает, что без общего подъема культуры социализм немыслим: 'Туберкулез, сифилис, неврастения, алкоголизм — все эти болезни и многие другие широко распространены в массах населения. Надо оздоровлять нацию. Без этого немыслим социализм. Надо добираться до корней, до источников. А где 'источник наций, как не в матери? Борьбу с беспризорностью матери — на первое место!'[103] Троцкий видит, что революция в быту охватывает множество сфер, участков, областей: семья, язык, привычки, грамотность, общение, 'смычка' города и деревни, кинематограф, торговля, печать, школа, литература, искусство…
На собрании рабочих обувной фабрики 'Парижская коммуна' приняли решение 'уничтожить ругань', а тех, кто не подчинится, — 'воспитывать газетой и штрафом'. Троцкий тут же откликается статьей в 'Правде', озаглавленной 'Борьба за культурность речи'. Здесь он, как всегда, попытался дать классовое объяснение сквернословию на Руси. 'В российской брани
Очень часто Троцкий, решительно выступая против дремучего, невежественного, темного, архаичного, явно переоценивал возможности революционной 'цивилизации'. Так, например, он не раз выступал устно и в печати за 'новую советскую обрядность'. Родившаяся 'революционная символика рабочего государства, — писал Троцкий, — нова, ясна и могущественна: красное знамя, серп и молот, красная звезда, рабочий и крестьянин, товарищ, интернационал. А в замкнутых клетках семейного быта этого нового почти еще нет…'. Далее Троцкий советовал поддерживать все новое, что рождается в бытовой обрядности. 'Есть среди рабочих движение за то, чтобы праздновать день рождения, а не именины, и называть новорожденного не по святцам, а какими-либо новыми именами, символизирующими новые близкие нам факты, события или идеи. На совещании московских агитаторов я впервые узнал, что новое женское имя Октябрина приобрело уже до известной степени права гражданства. Есть имя Нинель (Ленин в обратном порядке). Называли имя Рэм (революция, электрификация, мир). Способ выразить связь с революцией заключается также и в наименовании младенцев именем Владимир, а также Ильич и даже Ленин (в качестве имени), Роза (в честь Люксембург) и пр.
В некоторых случаях рождение отмечалось полушутливой обрядностью, 'осмотром' младенца при участии фабзавкома и особым протокольным 'постановлением' о включении новорожденного в число граждан РСФСР. После этого открывалась пирушка'[105]. Троцкий поддерживал эти революционные вульгаризмы и предлагал активнее создавать новые формы обрядности. 'Не всякая выдумка окажется удачной, не всякая затея привьется. Что за беда? Необходимый отбор будет идти своим чередом. Новая жизнь усыновит те формы, которые придутся ей по душе…'[106]
Следует признать, что большинство замыслов Троцкого, как и следовало ожидать, было обречено на неудачу. Обряды, обычаи, нравы, формировавшиеся веками, нельзя отменить с помощью 'выдумок' и 'затей', как надеялся Троцкий. Нравственная обрядность имеет глубокие истоки в толще народного самосознания, истории, традиций. Даже прогрессивные идеи, связанные с облегчением судьбы женщины, победой над алкоголизмом, сквернословием, хамством, не получили своего развития, на что так надеялся Троцкий. Однако нельзя не видеть, что то, против чего он так настойчиво боролся — бескультурье широких масс, — послужило одной из духовных основ утверждения уродливой разновидности политического цезаризма — сталинского единовластия.
Борьба за 'культурничество' не могла идти успешно без широкой поддержки интеллигенции. А она, повторюсь, в основной массе встретила Октябрь враждебно. Многие по убеждению примкнули к лагерю белых и разделили их трагическую судьбу. Сотни тысяч испили до дна горькую чашу политической эмиграции. Оставшиеся назывались подозрительно-насмешливо — 'спецами' и были низведены в значительной своей части до простых исполнителей воли партийных функционеров, часто невежественных, но воинственно нетерпимых.
И хотя в окружении Ленина было много весьма интеллигентных людей, но на более низких уровнях господствовали революционные 'выдвиженцы', малообразованные революционеры 'из народа'. Уровень их политической, нравственной, да и вообще духовной культуры был, как правило, довольно низким. По крайней мере в первое десятилетие Советской власти слова 'интеллигент', 'интеллигенция' (прибавлялось 'гнилая') часто употреблялись как уничижительные. На протяжении многих лет сохранились неприязнь и
