– Наверное, ужасно в этом сознаваться, но я чувствую себя великолепно. Поделом ему! – убежденно проговорила Кати.
Интересно, думала Стефани, может быть, на этот раз Джеймс искренне хочет поскорее вернуться в Лондон, потому что здесь никто не знает, каким он выставил себя идиотом? Она собиралась этим вечером быть особенно внимательной к нему. Но это будет затишье перед бурей, пока они с Кати решают – какой сделать следующий ход.
Без пяти пять они с Наташей ехали в такси на север столицы, а в пакете на сиденье между ними лежало зеленое безобразие. Кати говорила, что Джеймс обыкновенно уезжает в Лондон в половине второго, но он никогда не возвращался домой раньше пяти. Ни одна из них не знала, почему его возвращение отнимало столько времени.
– Помни, – напутствовала ее Наташа при расставании на углу Белсайз-авеню, – стисни зубы и улыбайся.
Когда такси подвезло Стефани к дому, она заметила на углу припаркованную машину Джеймса. Сегодня он прибыл раньше обычного! Стефани улыбнулась. Они таки попали в цель!
– Привет! – крикнула Стефани, открывая дверь. Финн прыгнул на нее откуда ни возьмись, а появившийся из гостиной Джеймс сгреб в медвежьи объятия.
– А ты сегодня рано, – проговорила она, переводя дух, когда он поставил ее на пол.
– Сегодня дорога на редкость свободная, и я почти весь путь выжимал девяносто. Так рвался домой! Очень соскучился по вам обоим.
– Прекрасно. – Она выскользнула из его рук. – Как раз поможешь Финну с уроками.
– Ну, как прошла твоя неделя? – спросила Стефани, когда они сели за стол.
– Все хорошо, – ответил он как ни в чем не бывало. – А у тебя как? Меридит все так же снится тебе в ночных кошмарах?
Стефани решила, что ослышалась – Джеймс никогда не спрашивал ее о работе. То, что он запомнил имя клиентки, уже было необычайным событием.
– О боже! – воскликнула она. – Не напоминай мне о Меридит.
Джеймс засмеялся:
– Давай-давай, рассказывай, я хочу послушать. Сильно она тебя достает?
А ему в самом деле тошно, раз он так упорно уводит разговор от себя, подумала Стефани. Она рассказала про зеленое платье и даже достала его из пакета для иллюстрации. Он захохотал и сказал, что Меридит в нем будет точь-в-точь болотная кочка. На секунду Стефани забыла о том, что происходит сейчас с их семейной жизнью, и поразилась, насколько легко ему удается делать вид, что все хорошо. Словно они – просто счастливая пара, отдыхающая после трудового дня, и у него нет никакой любовницы про запас в деревне. И вся его жизнь чиста от лжи.
– Уберу-ка я его, чтобы не помялось, – сказала она, укладывая платье в пакет, – на случай, если придется возвращать его обратно в магазин.
Глава 18
У Кати выдался удачный день.
Хотя начался он неважно. Вчерашнее происшествие за обедом изрядно подняло ей настроение, вид растерянного и смущенного Джеймса неожиданно доставил ей удовольствие, отчего она испытала и чувство вины, и тайное ликование. Раньше она думала, что ей станет жаль его и захочется сразу признаться в своей роли в этом трагикомическом разоблачении, но она обнаружила в себе хорошо скрытый стальной стержень, и жалкий вид Джеймса оставил ее безучастной.
Когда этим утром они простились на очередные три дня, Кати отчетливо осознала, что с их прежними отношениями – которые она еще пару недель назад считала идеальными – покончено. Она расплакалась у него на плече, а Джеймс – вот глупец! – решил, что она уже начинает скучать по нему, хотя отчасти, конечно, так и будет. Он поцеловал ее в волосы.
– Я в воскресенье вернусь, малышка, – сказал он, и Кати, подметив, какой у него снисходительный тон, быстро перестала плакать и вспомнила, на чем сейчас должна сосредоточиться и почему.
Когда он уехал, она проверила электронную почту и нашла там сообщения от Хью и Элисон («Мы чудесно провели вечер. Давайте поскорее все повторим») и От Сэм и Джеффа («Как всегда, огромное спасибо!»). Никто не упомянул о неловком окончании обеда. Впрочем, она знала, что никто об этом и не упомянет, все они просто исчезнут за горизонтом, а со временем допустят в свой избранный круг новую пару «из малообеспеченных». Если повезет, ей больше не надо будет натужно поддерживать ни с кем из них вежливую беседу, помимо «как поживаете?» при случайной встрече на почте. Ричарда и Симоны ей будет больше не хватать – они как-никак были ее ровесниками и кое-что общее у них имелось. Они скорее найдут все случившееся просто забавным, и, если Кати через какое-то время позвонит Симоне и предложит сходить в кафе, та согласится. Конечно, пока она не станет общаться ни с кем из них, потому что Джеймс слишком сконфужен, чтобы сделать первый шаг, а она хотела, чтобы он подольше помучился из-за потери друзей.
Кати прошлась по своему маленькому домику, представляя, как приятно будет снова стать здесь единственной хозяйкой. Можно купить гиацинтовой или розово-лиловой краски и обновить гостиную, выкрасив стены в цвет, который никогда не потерпел бы Джеймс. Можно весь день жечь свечи, не боясь, что он скажет, будто у нее пахнет как в церкви. Стенли снова будет позволено лежать на диване. Прежде чем без нескольких минут девять позвонили в дверной звонок, Кати успела мысленно заново оформить интерьер дома и совсем забыла об очередном визите Оуэна. Она стала задавать обычные вопросы («Как вы спите? Покажите, пожалуйста, язык»), слегка нервничая в ожидании, что он сейчас снова заговорит о своих несчастьях. Но Оуэн удивил ее.
– Я переезжаю, – сказал он вдруг.
– Да? Но это же хорошо.
Прежде он всегда говорил, что его ни за что не выживут из дома, несмотря на мучительную ситуацию.
– Я буду теперь жить на Спрингфилд-Лейн. Я только что снял там бунгало.
– Как вы решились? – спросила Кати.
– Вспомнил о том, что вы толковали мне на прошлой неделе. Что негативная энергия может тебя разрушить, если не поостережешься.
– Я твердила это вам с самого начала, – засмеялась Кати.
Оуэн взъерошил себе волосы.
– Наверное, до меня дошло наконец. Хочу сказать спасибо. Когда я решился, мне сразу полегчало. Точно, как вы и говорили. Я снова как бы обрел контроль над собой.
Кати почувствовала гордость – словно мать, наблюдающая, как ее сын впервые проехал по дорожке от дома до калитки на двухколесном велосипеде.
– Замечательно! – воскликнула она. – Вы молодец.
Как здорово было думать, что она изменила к лучшему чью-то жизнь, даже если эта жизнь совсем незначительная. Она упивалась этим чувством, даже когда Оуэн стал рассказывать, как он, укладываясь, перебросил вещи жены через забор, почти все предварительно изломав и испортив. Одну из них – маленькую китайскую вазочку эпохи Мин, которую мать Мириам подарила ей на свадьбу и которую Оуэн нашел в коробке на антресолях, – он запустил в теплицу Теда, разбив в ней стекло.
– Она, наверное, дорого стоила? – спросила Кати, не зная толком, что сказать.
– Ничего, поделом ему. Как-то ночью я заглянул через забор и увидел, как они там лизались. Совсем потеряли стыд, даже ставни не опустили, – скрипнул зубами Оуэн.
Кати невольно рассмеялась:
– Я говорю про вазочку.
– Ну не знаю. Может быть.
Было похоже, что, несмотря на все заверения Оуэна о решимости идти вперед, они продолжали буксовать на прежнем месте. («Она шлюха, он кусок дерьма».) Но когда Кати попросила его описать новый дом, Оуэн быстро переключился, и новообретенный оптимизм вернулся к нему. Оставшееся время они обсуждали ламинат и обои, и, хотя Кати с удовольствием удалилась бы в соседнюю комнату, пока иглы творили чудеса, как она поступала с остальными пациентами, час прошел гораздо плодотворнее и
