приятнее, чем прежде.
– Может быть, – рискнула предположить Кати, когда сеанс лечения был окончен, – когда вы устроитесь на новом месте, сможете подыскать себе и новую работу?
Она не стала добавлять то, что хотела добавить: «И тогда сможете выплатить мне деньги, которые задолжали», но намек был очевиден.
– Ну да, – заулыбался Оуэн, – кто знает, может, что и получится.
Когда он ушел, она надела жакет и поехала сначала в хозяйственный магазин на окраине Линкольна, где взяла каталог пастельных красок, а потом в газетном киоске купила несколько журналов по дизайну интерьера. Не помешает почерпнуть несколько новых идей.
– Я устал, может быть, не пойдем никуда? Ляжем спать пораньше?
– Но я заказала билеты, – невинно улыбнулась Стефани. – Ты столько раз говорил, что хочешь посмотреть этот фильм. Вот и решила сделать тебе сюрприз.
– Ну да. Прекрасная была мысль, только, пожалуй, мне не высидеть сегодня два часа. Может быть, обменяешь их на другой день?
Стефани старательно сделала обиженное лицо.
– Но я уже договорилась с Эдной, чтобы она пришла посидеть с Финном. Ну пойдем, Джеймс, я так давно никуда не ходила!
Джеймс сильно потер лоб ладонью.
– Ну хорошо, – сказал он. – Во сколько там начало?
Победа! Джеймс, конечно, и предположить не мог, что Стефани прекрасно знает, что в начале недели он ходил на новый супербоевик Уилла Смита с Кати. Кати сообщила ей в одном телефонном разговоре, что они с Джеймсом ходили в кино (чтобы отвлечь его от воспоминаний о закончившейся катастрофой вечеринке), и передала слова Джеймса, сказанные им после фильма: «Я лучше выколю себе глаза, чем еще раз пойду на это дерьмо».
– Супер! – воскликнула Стефани. – Иду выкупать билеты.
– Знаешь что, – сказал Джеймс, когда пришло время им выходить из дому, – я слышал, что фильм совсем не такой интересный, как говорится в рекламе.
– От кого ты слышал? – спросила Стефани.
– Прочел где-то рецензию. Уже не помню где.
– Ну, на каждый фильм приходится хотя бы по одной ругательной рецензии. Назови хотя бы один, который получил только положительные отклики?
Она видела, что ему до смерти хочется сказать: «Да я сам смотрел его, когда был в Линкольне, – полное дерьмо!» Но он не мог, ведь тогда ему пришлось бы объяснять, почему он не сказал ей об этом по телефону и не придумал, с кем именно ходил. Джеймс всегда делал вид, что в Линкольне он начисто лишен развлечений и разве что изредка заглядывает в паб выпить пива с Малкольмом и Саймоном. И сейчас, вымученно ответив: «Может быть, может быть», он неохотно принялся натягивать пиджак.
В кино Стефани усомнилась: не наказывает ли она себя больше, чем мужа? Казалось, этот на редкость идиотский фильм никогда не кончится. Джеймс ерзал на сиденье и вздыхал, и только это поддерживало ее силы. В одном особенно дурацком месте он наклонился к ее уху и предложил плюнуть на убытки и пойти в пиццерию. Но она сказала – нет, потому что вдруг фильм еще выправится.
– Черта лысого! – не скрывая раздражения, буркнул Джеймс.
– Откуда ты знаешь? Очень даже может!
– Да уж, – сказала она, когда фильм наконец кончился и они ехали в такси домой. – Кто бы мог подумать, что это окажется такая безнадежная чушь?
Джеймс промолчал.
– И он закатил глаза так, что стали видны одни белки!
Спеша наверх, Стефани слышала, как Финн разговаривает с кем-то по телефону. Она услышала звонок из ванной и крикнула: «Я возьму трубку!», – но без толку. Она понятия не имела, с кем говорит сын – это мог быть и агент по продаже, и какой-нибудь его приятель, – Финн был счастлив попотчевать кровавыми подробностями любого, желающего послушать про безвременную кончину хомяка Арона.
– И тут у него изо рта вывалился язык, – говорил Финн в тот момент, когда она забрала у него трубку.
– Кто это? – прошептала она.
– Бабушка, – ответил Финн, закатывая глаза, словно говоря: ну кто еще это может быть.
– Иди начинай делать задание про викингов, я сейчас приду и помогу тебе, – сказала Стефани, прикрывая трубку рукой. – Привет, Полин, как поживаете?
– Лучше, чем хомячок приятеля Финна, – смеялась в трубку ее свекровь.
Стефани, вопреки сложившемуся клише, искренне любила родителей мужа. Когда она первый раз пошла к Джеймсу в гости – к тому времени они встречались уже несколько месяцев, но Джеймс всегда говорил, что с родителями у него мало общего, – он всю дорогу извинялся за убогую хибару и узость взглядов своих родителей. Ей было смешно – он еще не виделся с ее родителями, а уже решил, что она происходит из состоятельной верхушки среднего класса. Он ошибся – ее семья была обедневшими низами среднего класса, но впоследствии она поняла, что это его предположение больше говорило о нем, чем о ней. Он стыдился своего происхождения.
Нарисованная им картина была такой убедительной, что, когда они остановились возле аккуратного домика в ряду множества таких же домиков, стоявших вплотную друг к другу, Стефани решила, что они не туда заехали. Ну да, здесь все дома одинаковые, но все они выглядели ухоженными. Она огляделась в поисках граффити, беспризорников и наркоманов, которых ожидала увидеть после рассказов Джеймса о своем детстве, но увидела только гипсового гнома в саду за каменной оградкой. Мать Джеймса, Полин, и его отец, Джон, распахнули двери и едва не задушили в объятиях единственного сына, а Стефани приняли как родную дочь, о которой всегда мечтали.
– Мать с отцом серенькие люди, – вздохнул Джеймс, когда они возвращались домой. – И жизнь у них серая.
– Они очень милые, – горячо возразила Стефани, ощутив внезапную потребность защищать, и в особенности Полин. – И очень тобой гордятся.
– Я знаю, – сказал он более мягко. – Я единственный из детей их друзей, кто окончил университет. Только благодаря мне у них и есть чем похвастаться.
– По-моему, они замечательные, – упрямо сказала Стефани и включила погромче радио, давая понять, что разговор окончен.
В последующие годы Стефани с удовольствием проводила время в обществе свекра и свекрови. Полин относилась к ней как мать – с теплотой и заботой. Всегда у нее наготове был свежезаваренный чай и блюдо с пирожками, чтобы побаловать невестку. Стефани не сомневалась, что собственные родители любят ее, но они не были склонны показывать свою любовь. Они были внимательны, но держали эмоциональную дистанцию. Полин же, казалось, состояла из объятий, поцелуев и нежности. Мягкая и уютная, как огромный плюшевый мишка. Джон мало от нее отличался. Очень сентиментальный, он мог огорчиться до слез, прочитав в газете о потерявшемся ребенке или выброшенной собаке. Джеймса эта отцовская черта крайне смущала, но Стефани всегда хотелось только покрепче обнять свекра.
Когда родился Финн и Джон впервые взял на руки внука, он смеялся и плакал одновременно. Родители Стефани уже давно привыкли к внукам, которыми их с избытком оделили ее старший брат и сестра, они тоже, разумеется, приехали, чтобы увидеть маленького, но всего лишь поговорили с ним довольно спокойно, словно он был их консультантом по ипотеке. Стефани всегда хотелось более открытого проявления эмоций, и теперь она могла это делать в обществе свекра и свекрови.
Сейчас ей меньше всего хотелось огорошить Полин и Джона известием, что у них с Джеймсом все кончено, но все равно рано или поздно им предстояло это узнать. Полин обижалась, что Джеймс никогда не приглашал их в Линкольншир, и Стефани решила, что пришло время это исправить. Ей было неловко делать из них заложников своих козней против их сына, но она надеялась, что они никогда не узнают о ее подлинной роли в предстоящем спектакле. Она даже собиралась позаботиться, чтобы они хорошо провели время, а кроме того, скоро они все равно узнают, на что оказался способен их сынок.
