— Брендан ушел из семьи, мистер Чапмен. Он — единственный из нас, кто захотел сбежать от жизни, которую Квиллианы выбрали для себя, обосновавшись в Америке.
— Вы называете это именно так? Сбежать?
— Мама была глубоко верующей женщиной. Очень набожной. И верила, что Брендану Господь уготовил особый путь.
— А ваш отец?
— Отец винил во всем маму. Говорил, что это ее фантазии, а Бог тут ни при чем. Он винил ее даже в том несчастном случае.
— В каком? — спросил Майк.
Триш нахмурилась:
— Вы ведь знаете, что Брендан видит только одним глазом. Другой он потерял, когда ему было пять лет, меня еще и на свете не было. Мама взяла его с собой в Бризи-Пойнт, его и Дюка. А там на берегу пускали фейерверки — был День независимости. Папа обвинял мать в том, что она не уследила за ребенком. При взрыве петард во все стороны полетели камни, и один попал Брендану в глаз. Если бы Дюк не оттащил его, могло быть и хуже.
— И он ослеп?
— На правый глаз. Мама ужасно баловала его после этого. Решила добиться, чтобы он жил лучше, чем мы. Заставляла Брендана учиться, устроила в хорошую школу, чтобы его не донимало наше местное хулиганье.
— А ваш отец не пытался сделать из него «песчаного кабана»?
— Разумеется, пытался. Брал его с собой вниз при всякой возможности, но Брендану там было не по себе. — Триш поставила свой опустевший стаканчик вверх дном. — Папа раздобыл ему на лето работу в профсоюзе, надеялся привязать сына к своему делу, пока он еще не поступил в университет. Однако Брендан ушел с работы на второй день. Отец обозвал его слабаком, думаю, даже избил бы, если бы не вмешался Дюк.
— Похоже, Дюк очень заботился о нем, — негромко сказал Майк.
— Он, как и мама, знал, что Брендан может пойти очень далеко.
— А вам известно, почему он бросил работу?
— Конечно. Все дело было во взрывах. Там использовали динамит, а Брендан при каждом взрыве вспоминал о фейерверке, из-за которого лишился глаза.
— А потом он уехал учиться в Джорджтаун, — вспомнил Майк.
— Когда Брендан уезжал, я ревела так, что мне казалось — еще немного и я умру. А отец даже не вышел из своей комнаты, чтобы попрощаться с ним.
— Но ведь Брендан жил после этого дома, не так ли?
— В первый год. Во время каникул. Потом у него завелись шикарные друзья, и он стал гостить у них. А потом Аманда — вся его жизнь вертелась только вокруг нее. Ее семья вроде как усыновила его.
— Вы, я полагаю, знали ее, хотя бы немного, — сказал Майк.
— Я видела ее всего один раз. — Триш тяжело вздохнула. — И поняла, что Брендан стыдится нас.
— Вы познакомились с ней на свадьбе? — спросила я.
— Нет, вскоре после их помолвки. Он позвонил маме и пригласил ее — и меня тоже — на ланч, хотел познакомить нас с Амандой и миссис Китинг. Мне тогда было пятнадцать, и я страшно разволновалась. Мы должны были встретиться в Центральном парке — знаете, там есть такой ресторан у пруда, «Эллинг» называется. За два дня до этой встречи Брендан прислал нам по почте посылку. Никогда не забуду, как мама вскрывала ее. Под оберткой оказались две плоские ярко-красные коробки, перетянутые белой атласной лентой. Дорогой вязаный костюм для мамы и чудесное желтое платье для меня. Отец, увидев их, просто взорвался. Он заявил маме, что и та одежда, какая висит у нее в шкафу, достаточно хороша для миссис Китинг.
— То есть ланч не состоялся, — сказал Майк.
— Мама на него не пошла. Отец не пустил. — Триш уставилась на свой пустой стакан. — А я, как только он ушел на работу, надела желтое платье и улизнула из дому, чтобы встретиться с подругой. Мы прогуляли занятия в школе, поехали поездом в Манхэттен, и я дала Бекс — моей подруге Ребекке — пару долларов, чтобы она взяла лодку и посмотрела, как я встречусь с новой семьей Брендана.
— И каковы же были ваши впечатления? — поинтересовался Майк.
— Брендан так нервничал, что я думала, его удар хватит. Я вела себя очень чинно, миссис Китинг была со мной крайне мила. Ну а Аманду волновал только Брендан, а он, увидев в лодке Бекс, пришел в ужас — решил, наверное, что мы с ней устроим какую-нибудь дурацкую сцену. Однако все прошло хорошо.
— А свадьба? — спросила я.
— Свадьба состоялась годом позже. Отец умер за месяц до нее. Он слишком долго дышал черной пылью. Мама из уважения к нему идти на свадьбу отказалась и братьев моих не пустила. А мы с Бекс сидели на скамейке напротив церкви и видели, как он и Аманда, разодетые, стояли на ступеньках и фотографировались. Я его не виню. Он действительно вышел в люди, мой старший брат. Пока кто-то не убил Аманду и не подставил его.
— Ну хорошо, о Квиллианах мы теперь кое-что знаем, — сказал Майк. — Но я пока не понимаю, почему вы считаете, что это Хассетты убили Дюка…
— Мой отец — вы представляете себе, скольким людям он перешел дорогу?
— Судя по вашему рассказу, он был человеком очень строгих правил.
— Его боялись и ненавидели. В юности я часто слышала разговоры об этом. Когда в Бронксе началась прокладка Водовода номер три, старшего Хассетта — отца нынешних — раздавила до смерти какая-то машина. Я всегда считала, что это был несчастный случай, однако с тех пор Квиллианы и Хассетты никогда под землю вместе не спускались. В тот день отец был бригадиром смены, и Дюк тоже работал в ней.
— Но ведь с тех пор прошло много лет, Триш, — сказал Майк. — Почему вы думаете, что…
Она достала из кармана конверт.
— Я думаю, что терпение — добродетель, присущая далеко не одному человеку, — сказала она и протянула конверт Майку. — Видите штемпель? Письмо было отправлено на следующий день после того, как вы арестовали Брендана.
— Адресовано Дюку. — Майк вынул из конверта листок бумаги и разгладил его на столе, чтобы мы оба могли прочесть написанное. — Где вы его нашли?
— Вчера утром я прибиралась в квартире Дюка. Конверт лежал в верхнем ящике его стола, под часами, которые оставил Дюку отец.
Я перечитала записку и почувствовала себя так, словно снова лечу в бездонную пропасть на «Алимаке».
«Дюк. Одноглазому вундеркинду крышка. Держи руки подальше от двери. Возможно увечье».
— Триш, — сказал Майк, — ниоткуда не следует, что это прислано человеком по фамилии Хассетт.
— «Одноглазый вундеркинд» — это прозвище, которое Хассетты дали Брендану, так они дразнили его.
Она положила записку в конверт и сказала:
— Мне пора идти. Хотите верьте, хотите нет, но смерть Дюка — не последняя смерть. А дальше делайте, что хотите.
Майк взял конверт из ее рук.
— Мы отдадим это в лабораторию. Я ничего не обещаю, но, возможно, что-нибудь там выяснят. Когда вы вчера видели Брендана, вы рассказали ему об этой записке?
— Вы заметили, что бумага надорвана? Он пытался отобрать ее у меня. Я спросила у него, не следует ли мне поговорить с вами. Он разозлился, назвал меня дурой и сказал, что нечего бередить старые раны. Но какого черта? Брендану я ничего не должна. Только Дюку.
Майк достал из кармана куртки блокнот.
— Сколько их всего, этих Хассеттов? И где они живут?
