молодежи и студентов Москва-86.

Мальчик взял значок, повертел его в руках и с печальной улыбкой протянул обратно. Олегова и раньше удивляло, что афганские мальчики с каким-то безразличием относятся к советским значкам с идейно выраженной символикой.

— На, — Олегов протянул ему пустую бутылку. Больше дать было нечего, ни денег, ни сувениров в карманах не было. Мальчишка, получив бутылку, тут же расцвел, стрельнул глазами по сторонам и таинственно прошептал:

— Командор, майор из санитарной машины сдал масла на четырнадцать тысяч…

— Врешь, я же рядом стоял!

— Ты на дорогу смотрел…

Олегов озадаченно почесал потный затылок, думая, что прозевал сделку, или бача это выдумал, чтобы поднять в его глазах свою ценность.

Подъехал на велосипеде Серж, и пацаненка как ветром сдуло.

— Что он тебе говорил? — подозрительно спросил индус.

— Бакшиш просил…Так что делать будем?

— Тебе надо поговорить с дядей Максудом. Без машины можешь прийти сюда? Завтра?

— Какой такой Максуд? Не темни.

— Он мой хозяин.

— Э, так ты, оказывается, мелкая сошка здесь? — усмехнулся Олегов.

— Так ты сможешь прийти завтра? — пропустил усмешку мимо ушей Серж.

— Только не сюда. Меня здесь многие знают.

— Конечно. Где встретимся?

— Я приеду на такси, встретимся на черном базаре.

— Где?! — опешил Серж.

— Не волнуйся, я не самоубийца, я буду не в военной форме. Около десяти утра возле торговца попугаями. Знаешь, где это?

— Найду, — кивнул головой индус.

Остальные события этого неудачного дня воспринимались Олеговым, как фон второстепенной значимости для его напряженных мыслей: что и как делать завтра. Безучастно слушал он вечером разбор несения службы в комендатуре, на котором его похвалили за задержание и упрекнули, что мало записей о проверках машин.

— Миша, после ужина сходи за меня на совещание, — попросил его Гена Моисеев, командир роты. Он и раньше не любил ходить на совещания, а сейчас после возвращения из инфекционного госпиталя, где он лечился от брюшного тифа, и подавно. Олегову не хотелось идти, но упрямиться не входило в его планы, надо было еще договориться с Моисеевым насчет завтрашнего дня.

На ужин к овсяному гарниру давали, по выражению младших офицеров, «сорокакрылого птеродактеля», то есть курицу, у которой на одну ногу приходилось не меньше восьми крыльев. Таково было соотношение крыльев и ног, когда мясо доходило, наконец, до офицерского зала. Олегов без аппетита жевал куриный хрящ, равнодушно глядя, как солдат в белом халате нарочито замедленно накладывал кашу с ошметками мяса в тарелки подходившим офицерам. Его медлительность объяснялась тем, что ему не хотелось разносить офицерам тарелки по столам. Он предпочитал чуть замедлить процесс, чтобы у тех кончилось терпение и они сами бы столпились у его стойки, что позволяло ему с большей экономией раскладывать мясо и тем самым избежать после отбоя болезненных упреков в недостатке мяса со стороны дембелей из разведроты, рано утром вернувшихся с боевых.

— …довернуть гайки требует партия и командование, а следующий год командование требует сделать переломным в укреплении дисциплины. А чем же отвечаем мы? Букетом происшествий и преступлений. Передовые части дивизии уже повернули туда, куда мы и не мыслим. А все начинается с вас, товарищи офицеры. Все начинается с Чижова, который по полку в кроссовках ходит, с командира химзавода, который развел панибратство с солдатами, чуть ли не сигареты с чарсом им прикуривает, в разведроте от боевых освободили шесть человек, что они неделю в казарме делали? Почему на строевую подготовку я их должен выковыривать из всех щелей? Комбат-два!

— Я!!! — скрипнув стулом, из-за стола поднялся командир второго батальона.

— Опять патруль задерживает ваших солдат с пустыми флягами. До каких пор это будет продолжаться?!

— До конца сегодняшнего вечера, — угрюмо ответил комбат. Сев, он толкнул локтем Олегова.

— Из-за ваших меня дергают, — прошипел он, — выписать у начальника штаба фамилии и завтра весь день задержанные носят на шее чулки от ОЗК, наполненные водой.

По опыту курсантской стажировки в Кишиневе Олегов помнил, что в резиновый чулок от защитного костюма влезает одиннадцать литров вина. Он тут же представил, каково это — день проносить на шее двадцать два килограмма, и понял, что неистощимый на выдумку комбат придумал хороший педагогический прием. От водопроводной воды солдат и офицеров жестоко пробивало поносом, пить ее было запрещено, поэтому каждый солдат постоянно должен был иметь на поясе флягу с кипяченой водой, а лучше с отваром верблюжьей колючки.

Во дворец Олегов шел уже в темноте, долгих вечерних сумерек в этих краях не бывало. Топая ногами, мимо него прошла на ужин какая-то рота, оглушительно распевая на два голоса песню про коня, что гулял на воле. Он свернул и пошел через дворцовый сад тропинкой. Глаза еще не привыкли к кромешной тьме, он угадывал дорогу лишь по силуэтам деревьев и высоких кустов. Ничего не стоит сейчас какой-нибудь обезьяне меня из-за дерева по черепу трахнуть, мрачно подумал Олегов, оглядываясь по сторонам. Мысль эта страха у него не вызвала, наоборот, позвала за собой другую — и пусть бы трахнули!

— Гена, мне завтра в штаб дивизии нужно, на аэродром. Хочу по магазинам походить, — солгал Олегов, обращаясь к ротному, лежащему на кровати и задумчиво смотревшему телевизор.

— Валяй…

Дежурная машина за почтой выезжала как всегда около девяти утра. Олегов уже сидел в кузове, прижавшись спиной к брезентовому тенту, на всякий случай, чтобы никто не заметил. Он уже договорился с начальником связи полка, что тот его подбросит до аэродрома, где и размещались основные силы дивизии со всеми штабами, складами и военторгами.

Посигналив у ворот, машина выехала с территории резиденции и свернула налево. Пора, подумал Олегов и подвинулся ближе к кабине, стук сердца заглушал для него шум двигателя и свист ветра.

— Стой! Стой! — застучал он по кабине. Машина остановилась. Начальник связи, худощавый капитан, недоуменно посмотрел на него.

— Ты чего?

— Слушай, деньги забыл. Может, вернемся?

— Да ты что! Топай сам назад, через час начпрод на склады поедет, с ним и доберешься! Извини, не могу!

Олегов вылез из кузова и с досадой сплюнул.

— Вот невезуха… Ну ладно, я пошел.

— Счастливо, хорошо, что от полка отъехать не успели.

Махнув обиженно рукой, Олегов повернулся и пошел в обратную сторону, от проходной они отъехали метров на сто, остановившись перед перекрестком с круговым движением.

Впереди был самый опасный участок — метров двести по Шестой улице, до французского посольства, именно здесь было наиболее вероятно столкновение с УАЗиком какого-нибудь начальника. Он перебежал дорогу, кивнув головой в ответ на приветствие регулировщика дорожного движения в белой фуражке.

— О, черт!

Он увидел впереди, метрах в трехстах, чью-то командирскую машину. Загнанно глянув по сторонам, он резко свернул направо в ворота, из которых выходила группка мальчиков и девочек в черных одеждах. Они восторженно что-то кричали, показывая на него пальцем.

— Командор, как дела? — завопил кто-то из них по-русски.

— Хубаси, — бросил через плечо Олегов, быстрыми шагами уходя в глубь двора. Так же быстро он

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату