корсет. Моей целью на этом вечере было рекламировать платье от «Амалии Роша» – на балу должно было собраться много потенциальных клиенток Дома моды.
Сшито платье было специально для меня, и такого красивого наряда мне раньше и примерить не доводилось. Оно было бледно-желтым, с корсетом на китовом усе (жутко неудобное, я бы даже сказала, пыточное изобретение, зато в нем у меня была невероятно тонкая талия) и с пышной полупрозрачной юбкой. Я знала, что Амалия лично рисовала его эскиз.
– Звездная болезнь, – пожала плечами я. Мне было приятно, что всегда корректная мадам Роша решила обсудить со мной непозволительное поведение Евы. Это могло значить только одно – Амалия берет меня в союзники.
– И не говорите. Я уже не знаю, что можно от нее ожидать. Вот-вот – и она начнет срывать показы. – Она наконец справилась с корсетом. Несмотря на возраст, у Амалии были сильные руки. – Но, к счастью, мы нашли вас, моя дорогая.
Я попыталась ни жестом, ни словом не выдать внутреннего ликования, хотя моим первым побуждением было броситься старушке на шею и повиснуть на ней, поджав колени. Но вдруг это тест? Вполне возможно, что Амалия решила проверить меня на стервозность, а в Доме моды «Амалия Роша» и без меня стерв предостаточно.
– Я тоже рада, что мне предложили эту работу, – серьезно сказала я, – это все, о чем я могла мечтать.
– Да будет вам, Настя. Все, о чем вы можете мечтать, у вас еще впереди. А пока мы можем помечтать об этом вместе. Кажется, к нам приближается наша топ-модель.
Я услышала пронзительный голос Евы, доносящийся из коридора. Кажется, звезда дома «Амалия Роша» возмущалась, почему это ей, такой прославленной модели, придется краситься и одеваться в общей гримерной. Распорядительница вечеринки, немного оробевшая перед ее наглостью и красотой, суетливо оправдывалась: мол, в доме не так много комнат, несмотря на его обманчивую величину. И если знаменитая Ева Сторм пожелает, ей могут принести ширму, за которой она будет переодеваться, не смущаясь любопытных посторонних взглядов.
Сначала мы услышали эти крики, а потом увидели и саму Еву. Дверь комнаты, которая использовалась в качестве гримерной, распахнулась, и перед нами появилась голландская топ-модель во всей своей красе. Даже без косметики она казалась нереально величественной – как будто бы Ева была не земной женщиной, а героиней компьютерной игры. На ней были брюки «Труссарди», небрежно закатанные до колен, и простая льняная рубашка. За ее спиной топтались личная гримерша Евы и ее ассистентка.
Увидев Амалию, Ева придержала лошадей. Она даже тепло улыбнулась ошалевшей распорядительнице и поспешила заверить ее, что обойдется и без ширм, несмотря на свой особый звездный статус.
– Ева, дорогая, вы опоздали, – укоризненно напомнила Амалия.
– Знаю, знаю, – Ева трогательно сложила тонко выщипанные брови домиком, – но я попала в такую пробку, ужас! Если бы вы это видели. Машины плелись, как черепахи, объевшиеся транквилизаторов. Я так нервничала, так нервничала!
Для своих тридцати лет Ева выглядела на удивление молодо. Не знаю уж, пользовалась ли она услугами хирургов-пластиков или все дело в маниакальном следовании здоровому образу жизни. Но ей можно было дать и двадцать лет. А когда она вела себя так оживленно, когда на ее щеках цвел виноватый румянец, она вообще походила на оправдывающуюся школьницу. Я с досадой отметила, что злиться на такую девушку просто нельзя. Но неужели Амалия не видит, что это не искреннее раскаяние, а всего лишь актерская игра?!
Амалия, похоже, и правда ничего такого не замечала. Она как ни в чем не бывало заключила Еву в объятия и снисходительно потрепала ее по щеке.
– Ладно, гримируйся, моя дорогая. У тебя будет самое красивое платье. Вам с Анастасией еще надо повторить вашу речь.
Перехватив взгляд топ-модели, я вежливо ей кивнула, но она мое приветствие угрюмо проигнорировала. Что ж, не больно-то нам и хотелось с вами здороваться, подумала я. И переключила внимание на Евину свиту.
И ассистентка, и гримерша были совсем молоденькими девушками, которые по внешним данным, разумеется, и в подметки не годились своей знаменитой работодательнице.
Ассистентка – высокая крупноватая блондинка с небрежным хвостиком на затылке – стояла ко мне спиной. Ева поручила ей дозваниваться до какой-то химчистки, которой она две недели назад доверила сведение кофейного пятна с пальто, да так и не получила дорогую эксклюзивную вещь обратно. Я подумала, что, несмотря на красивое название должности – личный ассистент топ-модели, – этой бедолаге не позавидуешь. Уж больно гнусный у Евы характер, наверняка она ее целыми днями шпыняет.
Гримерша тоже не выглядела счастливой. А прямо сказать – у нее был довольно затравленный вид. Она медленно, словно машинально, вынимала из серебристого профессионального чемоданчика банки с кремами, палитры теней и коробки румян. Не прошло и десяти минут, как несчастной визажистке влетело за то, что любимый крем Евы, оказывается, подошел к концу, а запас до сих пор не пополнен, за то, что вместо помады «Руж Нуар» «безмозглая девчонка» невесть зачем приобрела помаду «Руж», за то, что от кисточек для пудры пахнет потом, и значит, они были плохо промыты, и даже за то, что у нее холодные ладони.
– Как лягушки, прямо мурашки по коже, ужас! – на полном серьезе возмущалась Ева. – Надо вам носить с собой грелку и греть ладони, перед тем как до меня дотрагиваетесь.
Наверное, окажись я на месте визажистки, я бы специально нарисовала на ее лбу громадный сочный прыщ.
Но самый большой шок я испытала, когда ассистентка наконец закончила переговоры с химчисткой и повернулась к нам лицом. Сначала я подумала, что схожу с ума. Потом – что у меня температура и галлюцинации. Ну а когда она посмотрела на меня и вдруг сказала на чистейшем русском языке:
– Настя?! Николаева?! Это ты, что ли?
Вот тогда у меня отпали все сомнения.
Это была Лизка – Елизавета Семчук, – с которой я когда-то (а если точнее, то четыре года назад) познакомилась на конкурсе непрофессиональных моделей в Москве. Которая считалась моей единственной подругой – до того рокового момента, когда ей вздумалось подсыпать в мою пудреницу стекла.
Я отметила, что за прошедшее время Лиза изменилась. Располнела, что ли? Она выглядела гораздо старше меня, несмотря на то что между нами был всего один год разницы.
Но как же это может быть? Как она сюда попала?!
И не успела я озвучить этот животрепещущий вопрос, как Лизка меня опередила.
– Но как это может быть? – растерянно спросила она. – Николаева, как ты сюда попала?!
– Это ты… Это ты как сюда попала? – Я подошла к ней поближе, чтобы как следует ее рассмотреть.
Лизка набрала килограммов как минимум десять, что ее совсем не портило. Она все еще была красивой, но про карьеру модели с такими параметрами можно было забыть. Хотя, похоже, она и сама это знала, иначе с чего бы ей работать секретаршей у Евы?
– Лизка… Но откуда ты знаешь французский? – удивилась я. – Ты так бойко ругалась с этой химчисткой!
– Да я здесь уже почти три года живу. – Она немного смутилась. Наверное, ей было неловко – ведь я-то была при полном параде, накрашенная, одетая в шикарное вечернее платье, а она даже не потрудилась причесаться.
– Вот так встреча. – Я немного пришла в себя. – Но что же ты здесь делаешь? Ты приехала в Париж по работе?
– Нет, я больше не работаю моделью, – уклончиво ответила она, – если честно, я давно завязала, почти сразу после той… истории. А вот ты, как вижу, все-таки добилась своего. – Ее цепкий, почти осязаемый взгляд прощупал меня с головы (укладка в салоне «Жак Дессанж») до ног (босоножки «Миу-Миу», французский педикюр).
– Да, – немного растерянно подтвердила я. Но потом спохватилась. Наверное, это нехорошо – хвалиться своими успехами перед располневшей Лизкой. Хотя, если вспомнить, как она поступила со мной…
