соответственно, похолодели. Значит, Ева не обманула! И через… я бросила взгляд на недорогие серебряные часики «Картье»… через сорок минут максимум я встречусь с ним лицом к лицу!
– Да, я понимаю! Знаете, Амалия, если вы не против, я вернусь ненадолго в гримерную, порепетирую немного перед зеркалом.
Я развернулась, чтобы действовать согласно озвученному плану. И застыла, как Лотова жена, обращенная в соляной столб. Прямо перед собой я увидела Берсенева – можно сказать, столкнулась с ним лицом к лицу…
– Настия, – ровным голосом без намека на бурную радость поздоровался он и приложился губами к моей руке.
Мои руки затряслись, как будто бы поцелованная им конечность принадлежала не мне, а запойному алкоголику, перед носом которого завлекательно потрясли полуторалитровой бутылкой текилы.
– Вы? – Я округлила глаза в притворном удивлении. Боюсь, моя холодность была совсем неубедительной. – Вот уж не ожидала вас встретить!
– Да ну? – усмехнулся он. – А я почему-то, наоборот, ждал встречи с вами. Вы будете танцевать?
Я пожалела о том, что в мою глупую голову никогда не приходила мысль записаться в студию бальных танцев. Из нас получилась бы такая красивая вальсирующая пара! Все гости прослезились бы, наблюдая за нашим одновременно страстным и целомудренным танцем. Но увы – я не рискнула принять приглашение на вальс. Боюсь, что лучшее, что я могу исполнить на танцевальном паркете, – это сплясать гопака на модных начищенных ботинках своего несчастного партнера.
– Я представляю здесь Дом моды «Амалия Роша», – с достоинством и расстановкой ответила я.
– А, вместе с Евой. – При слове «Ева» его голос подозрительно потеплел, и мне захотелось схватить напольную пепельницу и высыпать за шиворот Берсеневу ее зловонное содержимое.
– Да. Вы, наверное, слышали, что я скоро стану лицом дома вместо нее.
– Она говорила, что у нее слишком много работы и быть лицом «Роша» ей тяжело, – нахмурился он, – но, насколько я понял из ее слов, вопрос еще не решен.
Я прикусила губу. Нельзя было откровенно врать ему, ведь здесь находилась сама Амалия Роша, до которой мог долететь мой пылкий монолог.
– Да, это так, – смиренно подтвердила я, – что ж, была рада с вами увидеться. Но, к сожалению, мне пора. Я ведь здесь вроде как на работе.
Он ничего не ответил, только склонил слегка припорошенную сединой (кстати, брутальных брюнетов с легкой сединой на висках я просто обожаю, по-моему, это самый сексуальный тип мужчины) голову и приложил загорелую ладонь к груди.
«Клоун!» – зло подумала я и отправилась в гримерную.
Мою речь приняли на ура. Не знаю почему, но аплодировали мне раза в три громче, чем Еве Сторм. Хотя и она тоже постаралась на славу – так искренне улыбалась, нахваливая новую коллекцию Амалии, что, не знай я, какая она змея, точно прослезилась бы.
Я решила не брать в пример ее теплый проникновенный тон. Моя интонация была спокойной и даже немного жестковатой. Если Ева смотрелась, как ангел в розовых рюшах, то я приняла облик уверенной в себе фамм-фаталь. Своим видом я давала понять окружающим, что платья Дома «Амалия Роша» создаются для стерв, а вовсе не для девочек-припевочек, которые пьют на ночь шоколадное молоко и носят белое белье из мягких кружев.
Сразу после того, как отгремели овации, приглашенный оркестр заиграл медленный вальс. И гости тут же забыли и про меня, и про Еву. Наша скромная роль на чужом празднике жизни подошла к концу.
Ко мне подбежала радостная Амалия.
– Моя дорогая, я вами очень довольна! – Она пылко расцеловала меня в обе щеки.
Пожалуй, благодарственные поцелуи начальницы были последним хорошим событием за бальный вечер. А дальше… Я слонялась по залу в своем прекрасном желтом платье, пила бесплатное шампанское незнакомой марки, ела креветки, вымоченные в лимонном соке и завернутые в свежий лист шпината. Я была бы не прочь завести развеселое необременительное знакомство – возможно, даже с мужчиной, ведь мое уязвленное холодностью Берсенева самолюбие нуждалось в поддержке. Но никто ко мне не подходил. Я заметила, что многие мужчины бросают в мою сторону быстрые заинтересованные взгляды, и тут же, не напрашиваясь на ответное любопытство, отводят глаза. Все они были здесь со своими спутницами, которым не очень-то понравилось бы наблюдать, как их благоверные весело болтают с красавицами моделями.
Зато чертова кукла Ева пользовалась успехом. Весь вечер от нее ни на шаг не отходил – фу, как это предсказуемо и пошло – мой мужской идеал, Майкл Берсенев. У меня не осталось никаких сомнений в том, что счастливая парочка связана пусть и непрочными, но сладкими постельными узами.
Понаблюдав за ними некоторое время, я мрачно решила: ну и черт с вами! Все равно и ежу понятно, что это ненадолго. Пусть сейчас я чувствую себя опустошенной и вялой, как сдутый праздничный шарик, зато как же весело мне будет через пару недель, когда я прочитаю в газетах о вашем скандальном разрыве! Могу себе представить, какими будут заголовки: «Предприниматель застал свою любовницу, топ-модель, в постели с известным актером!» Или так: «Топ-модель подает в суд на своего любовника, предпринимателя, за то, что во время сексуальных игр он прижег ее правую ягодицу кубинской сигарой».
«Предприниматель душит свою любовницу, топ-модель, резинкой от ее пижамных шортиков!»
«Известного предпринимателя нашли в постели его любовницы обезглавленным!»
Мне становилось все веселее и веселее. Я вспомнила, что в стильной бисерной сумочке от «Амалии Роша» у меня припрятана пачка легких ментоловых сигарет, и решила прогуляться на балкон.
Но насладиться мстительными мыслями о печальной судьбе топ-модели и ее любовника, предпринимателя, мне не удалось. Не успела я, облокотившись на мраморные перила, чиркнуть спичкой, как чья-то ладонь опустилась на мое плечо. Сначала я подумала, что это Берсенев. Каково же было мое разочарование, когда, обернувшись, я увидела всего лишь свою бывшую подружку Лизку.
Надо же, а я ведь успела о ней забыть.
– Ну чего тебе? – спросила я, прикуривая.
– Не хами, Николаева, – тепло попросила она, – сигареткой угостишь?
Я молча протянула ей раскрытую пачку. Зажигалка у нее нашлась. Лизавета глубоко затянулась (в отличие от меня – я и курить-то толком не умела, потому что с ранней юности привыкла беречь цвет лица) и долго меня рассматривала, прежде чем снова заговорить.
– Какая ты стала, – выдала она, – не узнать.
– Ты тоже, – не осталась я в долгу, – поправилась.
– На восемь кэгэ, – вздохнула Лизка, – ну ничего, я скину. Надо только набраться силы воли. Никак не получается сесть на диету.
– Может, тогда не стоит и париться? – равнодушно посоветовала я. – Ты ведь больше не ходишь по подиуму.
– Злая ты, Настя. – Она стряхнула пепел не в сад, а прямо на балкон, на белоснежный мраморный пол.
– Знаешь, подружка, на твоем месте я вообще помолчала бы о доброте, – почти весело ухмыльнулась я.
– Все еще злишься?
– А ты считаешь, что я радоваться должна?
– И тебе даже неинтересно знать, что со мной случилось?
Лизка вдруг согнула колени и уселась по-турецки прямо на пол. Честно говоря, я бы с удовольствием последовала ее примеру. Ноги, обутые в невыносимо узкие туфельки, вспотели и сильно ныли. Но Лизке-то хорошо, она в замызганных джинсах была. А разве могла я позволить себе усесться на грязный пол в шедевре от «Амалии Роша»?
– Скажи честно, Николаева, разве тебе не приелась компания этих вальсирующих индюков? – насмешливо спросила Лиза. – Они ведут себя так важно, как будто бы им принадлежит весь мир. Их жены надувают щеки от сознания собственной значимости. Они смотрят на тебя, хоть ты и сама всего добилась, как на обслуживающий персонал, только потому, что у них есть деньги. Разве тебя это не раздражает? Настька, ты же всегда нормальной девчонкой была!
