вдруг снова увидел ее лицо на афише. Оказывается, она уже здесь. Дает концерт на местном стадионе. Этим звезды и живут. И ещё Хлестову отстёгивают, представляете?
— Хотел бы вам напомнить: я следователь прокуратуры, — прервал Чурилин возбужденный рассказ дочери убитого. — Поэтому мне интересно пока что другое: как выйти на убийцу, а не нравы, царящие по другую сторону голубого экрана.
— Но вас должны бы интересовать мотивы происшедшего. — Теперь она смотрела на него холодно и отчуждённо. — Разве нельзя выйти на убийцу, сначала вычислив заказчика?
— Это самый перспективный ход расследования, — согласился Чурилин. — Поэтому продолжайте… Этот Хлестов, он, по-вашему, исчадие ада?
— Нет, конечно. В меру сентиментален. Одинок. И потому обожает своего племянника Андрюшу Логунова, о котором только и говорит, когда перестает говорить о себе. Будто бы его племянник работает в мэрии на ответственной должности, и он очень этим гордится. Хотя, на мой взгляд, все они там взяточники. Но мальчик симпатичный. Краснеет, когда с ним разговариваешь. Вряд ли его можно отнести к заказчикампреступления…
— Вопрос «кому это выгодно?» ещё никто не отменял, тут вы правы, — кивнул Чурилин. — Но одно другому не мешает. Сначала я должен быть уверен, что исчерпал все возможности найти какие-то следы здесь, на месте преступления. Понимаете?
— До вас уже здесь что-то искали. — Она пренебрежительно махнула рукой.
— Я уже смотрю на вас как на своего коллегу, если заметили… Кстати, чем вы там в Питере сейчас занимаетесь, если не секрет? Вы случайно не юрист?
— Случайно нет, — сказала она. — Пока что я домохозяйка. Не могу найти работу по специальности.
— А я как раз о специальности и спросил, — улыбнулся Чурилин.
В это время мать Галины Кирилловны принесла на небольшом подносе две дымящиеся чашечки кофе и немного печенья.
— А вы? — Чурилин поспешно вскочил, чтобы принять у нее поднос. — Запамятовал ваше имя- отчество, уж простите меня, рассеянного.
— Елена Аркадьевна… А кофе мне нельзя. Только вчера едва избавилась от гипертонического криза… Выпейте, не обращайте внимания.
— Маме, судя по всему, вы понравились, — улыбнулась дочь.
— Надо же помочь человеку… — вздохнула Елена Аркадьевна. — Не для себя старается, для нас. Хотя мне это совсем не нужно… Кого-то разоблачать, кому-то мстить… Наверняка этот убийца — несчастный человек и уже сам не рад, что сотворил…
— Мама, о чём ты говоришь! — поморщилась дочь. — Он точно так же потом убьёт кого-то другого. Такие хуже бешеной собаки, понимаешь? Потому что делают это за деньги. И Андрею Васильевичу надо помочь обязательно.
— Твоего папу этим не вернёшь… — махнула рукой мать и заплакала.
Глава 8
— И сколько он за это хочет? — спросил Седов у своего гостя.
Они сидели распаренные на полке сауны в коттедже Седова. Жар становился нестерпимым, уже обжигал легкие, но Седов почти не обращал внимания на страдания гостя с Урала.
— Я что-то слыхал про этого Каморина, — вспомнил Седов. — Но говорят, будто он работает следователем?
— Верно говорят, — кивнул гость.
Был он низкорослым, коренастым, накачанным и в наколках. Представился как Канищев Женя.
— Тогда я чего-то не понимаю… — пожал плечами Александр Петрович.
— Ещё поймете, — сказал Канищев. — Ведь вас бригада Лехи, вашего кореша, больше не устраивает, если вы ищете альтернативу?
— Кризис жанра, — криво усмехнулся Седов, — если откровенно. Его парни не выдержали гнета популярности самых крутых в Москве и области. Звёздная болезнь. Спились или обкурились. В результате совсем не того замочили. Соседа по лестничной клетке. Просто беда, если денег много, а человек не знает, что с ними делать. До хорошего это никогда не доводит.
— В Москве неплохо платят, — согласился гость.
— Даже слишком, — подтвердил Седов. — Поэтому передашь Каморину, что десять штук для начала — многовато.
— У него хорошие рекомендации, — возразил Канищев, поднимаясь с полка. — Вы как хотите, а я в бассейн.
Они одновременно плюхнулись в прохладную воду.
— Сколько он платит своим? — спросил Седов, когда гость, отфыркиваясь, вынырнул.
— Они у него на окладе, — сказал Канищев. — Две- три штуки в месяц.
Седов присвистнул.
— Правы были классики марксизма, когда говорили о феномене сверхэксплуатации, — сказал он. — Московский киллер, впрочем, их везде называют по-разному, за такие бабки не пристрелит и курицу.
— Поэтому вы обратились к нам, провинциалам?
— Мировой закон, — кивнул Седов, вылезая из бассейна. — Зажравшаяся столица время от времени нуждается в притоке свежей крови из глухой провинции… Этот коттедж знаете как мне достался?
— Догадываюсь… — сказал гость, выбираясь следом.
— В этих виллах проживали партийные бонзы. В девяносто первом, когда началась борьба с привилегиями, их всех охватила паника, и такие домики с саунами, подземными гаражами и прочими делами можно было скупать за бесценок. Они хотели их переоформить на подставных лиц. Я сам только вышел из заключения, был этим самым подставным лицом… Хозяин, не буду называть его имени, доверял мне и полагал отсидеться, пока смута не закончится, а потом вернутся прежние времена. Такие, как он, не желали верить, что пора закругляться. Как этого не понимает тот же Лёха, мой бывший сосед по нарам… Он — последний романтик воровского мира. С кодексом чести, общаком и прочими делами… Возможно, когда- нибудь пройдет мой фарт и я тоже в это не поверю. В конце концов хозяина пришлось оставить ни с чем. И без виллы, и без денег, которые он за нее выложил… Когда я понял, что бояться мне нечего, я послал его очень далеко. И вот я здесь, а он в президиумах съездов и митингов компартии, опять же нового типа. Для него я вор и акула империализма в одном лице… И все-таки, вернувшись к нашим баранам, хочу сказать, что десять штук за этого гнуса, о котором идет речь, — много.
— Ваша цена? — спросил Канищев, вытираясь полотенцем.
— Вы куда-то спешите? — приподнял брови хозяин. — Сейчас нас с вами обслужат в лучшем виде.
Он снял телефонную трубку, протянув руку с топчана для массажа.
— Любаша! Кто там сегодня с тобой? Зина? Очень хорошо. Деловая часть закончилась, мы скучаем без женского общества.
— Но мы еще ни о чем не договорились! — удивился гость.
— О цене, вы хотите сказать? — пожал плечами Седов. — Но я уже сказал, по-моему, очень ясно: много запрашиваете. А пока девочки переодеваются, мы успеем ещё поторговаться.
— Назовите тогда свою цену, — сказал Канищев.
— Я подумаю, — сказал Седов. — Но сначала мне хотелось бы от вас услышать кое-какие подробности… А что, этот Каморин — очень крутой? Как он вообще котируется там у себя? Говорят, будто необычайно толковый следователь. Что ещё?
— Да кто говорит-то? — хмыкнул Канищев. — Как будто нужны особые таланты расследовать то, что сам и организовал… Только это между нами. И я вам ничего не говорил.
— Вы не шутите? — поднял брови Седов. — Дело, конечно, ваше… Только странно это слышать. Вы
